Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Как видим из данного примера, такие обитатели леса наводили на человека не столько чувство почитания, сколько огромного страха, и это все сближало их с образами черта, нечистого. «И вот она капканы ходила смотреть и слышит: такой шум, а ветра нет. А шум прямо страшный. Она пристально смотрит: там толстая засохшая сосна. Она подбежала к ней. И спряталась за ней. Смотрит: будто мужчина идет, черный костюм, шапка на голове, пуговицы блестящие. Не видела такого, аж страшно».

Есть ряд быличек, в которых хозяева леса уже практически неотличимы от образов бесов. Это сюжеты, в которых их видят двигающимися целыми компаниями, веселой гурьбой с песнями, гармошками и плясками. У карелов такое видение чаще всего называется: «karun svoad’bat» – «чертовы свадьбы», но в данных рассказах главных героев часто называют именно хозяевами леса (119, 77, 127).

Порой лесные обитатели появляются со смехом и хохотом, явно в хорошем расположении духа, случается это, когда они что-то забрали у человека и тот теперь у них в зависимости (150). Ночью можно услышать их «дикий хохот, пение и унылое завывание»[408].

Иногда хозяева леса остаются аморфными, незаметными, а человек слышит только их голос. Это также (как и ветер) одна из характеристик «божественности» образа. Библейский Бог тоже практически всегда невидим, но изредка человек слышит Его голос. В мифологических рассказах это порой является ответом на слова колдуна, разговаривающего с хозяином леса. «Пошли в лес. Он говорит: „Оставайся на маленьком расстоянии, и если услышишь, ничего не говори и не бойся!“ Пошли. И говорит: „Только назад не смотри!“ „Чего это ты начал у людей коров укрывать?“ Он говорит Антипу: „Я свое забираю, что они обещали, я и беру!“» (210). В сюжетах, в которых хозяин леса выступает в качестве прорицателя, невидимый голос может обращаться прямо к обыкновенному человеку. Однажды женщине привиделись в лесу елочки и сосенки, одетые в шелковые платья. Она испугалась, и вдруг раздался голос: «Не бойся, раба, не трону тебя. А я тебе говорю: пойдешь домой, будешь хорошо жить!» (111).

Примечательно, что когда существа из двух параллельных миров вступают в контакт, как в двух выше приведенных случаях, или когда хозяева леса похищают людей в свой «иной мир», их разговор понятен человеку. Но когда люди оказываются сторонними случайными наблюдателями, речь «незнакомцев» оказывается непонятной: «Где лес был повыше, там и эти мужчины были повыше. Где был пониже, там и мужчины пониже. И разговаривали, – говорит, – только я ничего не поняла из этих слов» (89). «Прислушался – ничего понять не могу»[409].

Таким образом, непреодолимыми для человека в обычных условиях оказываются не только пространственные и временные границы, но и вербальные, разделяющие два мира. С другой стороны, «границы между человеческим и нечеловеческим зыбки и непрочны»[410], и синкретичность мира с мифологической точки зрения заключается как раз в возможности взаимопроникновения (при соблюдении определенных обстоятельств и условий) двух миров и существ, их населяющих. Человек может трансформироваться в природные объекты, а силам природы присущи те или иные антропоморфные признаки и качества.

Время в карельских былинках о хозяевах леса

Время в мифологической прозе совершенно особое, оно движется и подчиняется своим законам и имеет свои, особенные, характеристики.

Так, появление и исчезновение лесных хозяев очень часто характеризуется внезапностью. Они совершенно необъяснимо возникают перед человеком как бы из ниоткуда и уходят в никуда. В одной из быличек старый охотник Емельян (Omelie) так и говорит: «Мне часто случалось видеть и слышать такое, во что сложно поверить, еще сложнее объяснить». И далее рассказывает, как проснулся ночью от испуганного поскуливания собаки и непонятного бормотания на улице и увидел трех очень высоких мужчин в синих одеждах. Он стал смотреть на незнакомцев и «не видел, как они уходили, прямо тут же исчезли, ушли туда, откуда пришли»[411]. Еще в одном мифологическом рассказе охотник-колдун, чтобы напугать товарища, прямо посреди леса поздно ночью вызвал лешего в образе черной собаки: она появилась у костра, а «Вася там снова, не знаю что, сказал, и собачка эта исчезла, ушла вон» (96). В другом случае женщина видела, как на берегу лесной лам-бы стояли двое мужчин в черных одеждах: «Вот тут и пропали, словно растаяли, пропали… Не видели, ни как пришли, ни как ушли. Видели только, что стояли на берегу, там и пропали» (87).

Внезапность характерна и моментам попадания и выхода человека из «чужого» мира. Много рассказов о том, что люди ходят по лесу, по очень знакомым местам, часто совсем рядом с домом и внезапно, «вдруг», понимают, что заблудились. После долгих блужданий, безрезультатных попыток выйти на знакомую тропинку, они вынуждены проделать ритуальный обряд переодевания – и так же неожиданно, «вдруг», место оказывается знакомым (130). «Словно мир мне открылся!» (131).