Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Не было никаких запретов только для самых сильных колдунов. Они-то как раз ходили навстречу с лешим только после захода солнца, уже этим показывая свое могущество. Иногда подчеркивается, что это должно происходить именно в полночь (ФА 3712). Во власти такого колдуна был не только «нечистый» обитатель леса, но и само время, опасное для простого человека, не несло никакой угрозы и было подвластно ему. Хотя и здесь оно было частично регламентировано определенными рамками: считалось, что чем раньше обратишься за помощью к знахарю, тем проще ему будет договориться с лешим. Крайним временным отрезком были девятые сутки: после этого человек или животное, посланные или взятые хозяином леса, полностью переходили в его собственность (НА 5/465а), «никуда тогда уж их больше не отпустит» (195).

Локус «лесного царства» в карельских мифологических рассказах

Мифологическое пространство в былинках, с одной стороны, устроено совершенно особым образом, а с другой – существует много точек пересечения, сближающих два мира, человеческий и мифический, материальный и духовный. Лес в фольклоре осмысляется по-разному. Как пишет Н. А. Криничная, это «одновременно и… преграда, и… путь в загробное царство»[412]. В. Я. Пропп указывал, что в волшебной сказке «лес окружает иное царство, дорога в иной мир ведет сквозь лес»[413]. В мифологической прозе «лесное царство» само по себе является особым миром. «Иной» мир лесных хозяев – это мир-перевертыш, своего рода «Зазеркалье». У. Холмберг писал, что потусторонний мир – зеркальное отражение нашего, там жизнь подобна земной, но в обратном преломлении; там все наоборот, в том числе и представления о пространстве и времени[414]. Он укрыт от людских глаз, и вход в него человеку по собственному желанию запрещен. Проникнуть туда можно только в нескольких случаях.

Во-первых, это нарушение определенных табу, строгих границ, разделяющих жителей двух миров: вербальных, временных и пространственных. К вербальным запретам (которые в человеческом понимании являются в первую очередь морально-этическими) относится проклятие. Слов «meccähini ottas» («леший бы тебя побрал»), «mene meccäh» («пошел к лешему») ни в коем случае нельзя произносить ни по отношению к животным, ни к человеку. Иначе они тотчас же будут восприняты хозяевами леса, и те придут за обещанным (которое с момента произнесения проклятия принадлежит уже не человеку, а им) и заберут в свой мир. В одной из быличек женщина никак не могла поймать месячного теленка и в сердцах воскликнула: «„А какого лешего убегает! Бегай за ним!“ Вот и услышал, тут был с ухом! И как теленок туда рванул, через забор, и другой, и третий, туда в лесок убежал, на край поля Трошшиевых. Ведь пошла искать следом, но даже следов не видно! Чудо чудное! Куда делся?» (161). После того, как человек нарушает словесное табу, для хозяина леса перестают существовать все возведенные людьми границы, он забирает теленка прямо с картофельного поля, перейдя через несколько заборов, и бесследно уводит к себе. Примечательно, что невидимым для человека становится не только само животное, но отсутствуют даже его следы, точно так же, как не оставляет следов и сам леший. В другой быличке хозяин леса даже колдуну долго не хотел отдавать отправленную к нему девочку, мотивируя это тем, что ребенок уже принадлежит ему, раз мать добровольно словами послала его в лес: «Мать ведь сама отправила!» (150).

Опасно нарушать временные запреты: наказаны болезнью или похищены будут те, кто вторгается в лесное пространство по праздникам, воскресеньям, ночью.

Относится это и к табуированным пространственным границам. Если человек случайно наступал на невидимые следы хозяев леса, он тотчас попадал в неведомый ему мир, даже если только что находился в совершенно знакомом месте и совсем рядом с домом. Опасно было присесть на дороге лесных духов, а тем более развести костер: тотчас появлялся хозяин и гасил его, а охотника прогонял прочь, или человека настигала особая болезнь mecän nenä (лесной нос). В окрестностях многих деревень встречались определенные места, в которых часто блуждали местные жители, прекрасно ориентирующиеся в лесу (теперь их называют геопатогенными зонами).