Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

Обыденная жизнь хозяев леса практически не описывается в мифологической прозе. Известно, что у них есть дом, скот: они часто путешествуют на лошадях и пополняю! свои стада, забирая коров у людей. Иногда их видят идущими большими компаниями, справляющими свадьбы. У них есть дети; в одной из быличек хозяин леса журит колдуна за то, что тот пришел на разговор слишком поздно: «Зачем пришел, сопляк, так поздно сюда. У меня уже дети спят» (203). Соответственно, есть и жены, но лесные хозяева не прочь найти невесту и в людском обществе. Лешие обладают совершенно неимоверной физической силой и быстротой передвижения. У них острое зрение, они прекрасные стрелки в своих охотничьих угодьях. Но особенно у них развит слух, они тотчас же готовы откликнуться на любое проклятие и завладеть обещанным. У лесных жителей бывает разное настроение. Они то злы, то добродушны, то раздражены, то заливаются хохотом. Они могут наслать на провинившегося человека особую болезнь «mecän nenä» («лесной нос»), В одной из быличек рассказывается, что колдун грозит не пустить хозяев леса «ни за хлебом, ни за солью в деревню» (190). Они очень ценят такую человеческую пищу, как яйца. В мифологии это главный символ зарождения жизни, карелы считали, что «одним яйцом можно накормить сорок покойников». А леший однажды за три яйца три года пас стадо пастуха, знающего колдовские секреты. Лесные обитатели нагоняют на человека огромный страх: «Агафья вся аж почернела!» (85), «А я от страха там уже почернела» (77). У лесных хозяев есть имена, их может знать, например, колдун. Во время разговора он обращается к лешему, как к старому знакомому: «Пинти-Пянти, скажи, где корова?» (200). В Приладожской Карелии записаны былички, в которых хозяин леса весною валит деревья[418]. Хозяева леса охотятся в своих владениях (SKS. Е141). Они могут забирать молоко у коров, обруганных хозяйкой (SKS. К16), похищать свадебные обереги у патьвашки (SKS. G1201). Леший помогает маленькому пастушку, испугавшемуся его, и пригоняет вечером стадо в деревню (SKS. К47). В одном из мифологических рассказов говорится, что «их места» – там, за деревней, в каменоломнях: они весной туда уходят, а осенью возвращаются по своим дорогам (113). В другом мифологическом рассказе создается совершенно противоположный образ лесного царства: там все золотое, там жизнь золотая, там золотой берег, и похищенной женщине даже удается забрать с собой в мир людей золотую солонку (83). Здесь возникает параллель с райским золотым городом из Библии.

Опираясь на мифологическую прозу, можно составить четкое топографическое описание местонахождения мира лесных хозяев.

Человек попытался обезопасить себя от неожиданных «гостей», проведя совершенно определенные границы. Они двух видов: во-первых, возведенные человеком, а во-вторых, естественные, природные. К первым можно отнести вспаханную землю, забор, железную дорогу, а ко вторым – водную преграду, гору.

Наиболее безопасным местонахождением человека, безусловно, считалась сама деревня. Сразу за ней, вокруг нее находились поля, возделанная, вспаханная земля, которую человек с позволения хозяйки-матери земли (moaemä) взял себе в пользование. Таким образом, эта земля принадлежит людям, и никто другой на нее претендовать не может. Неслучайно, уходя в лес, карелы просили защиты у матери-земли: «Мать-земля-кормилица, благослови, и смотри, и береги меня в лесу… Лес бережет, и земля бережет» (219). Сегозерские карелы тоже считали, что хозяева леса и земли поддерживают между собой связь: так, чтобы летом медведь не задрал коров, нельзя было «ранить» землю бороной, т. е. везти ее по дороге сучьями вниз[419]. Женщины-знахарки, если и ходили на разговор с лешим, то чаще останавливались для этого именно на краю поля, где еще земля была обработана, тем самым как бы обезопасив себя на своей территории, куда леший не имел права входить. «…C хозяином леса она разговаривала…Не знаю, почему ей надо было поле, да еще надо было, чтобы поле было вспахано. Смотри, иногда ведь бороновали и оставляли, а ей надо было после вспашки, чтобы вспаханный след был. В другом месте она не колдовала» (150). Только самые смелые колдуны-мужчины не опасались пойти на встречу с лесными обитателями прямо на их территорию, в лес.

К тому же вся деревня с полями часто была обнесена забором, являвшимся еще одной дополнительной границей. В одной из быличек Игнат с сыном пошли на ламбу. Спокойно дошли до лугов, но как только перелезли через дыру в заборе, сын пропал (SKS. 384/60).

Во второй половине XX века недалеко от некоторых деревень была построена еще одна преграда для лесных обитателей – железная дорога: «К краю железной дороги подошел, за горой там, к железной дороге подошел и как обратно рванул» (161).

В заговорах, обращенных к хозяевам леса, также четко подчеркивается граница, разделяющая «мир людей» и «лесное царство». Им советуется объезжать поля и не приближаться к домам и хозяйственным постройкам: «aja peltoloin peritse, elägä huonehien lähitse!» (SKVR. II. 951).