Хозяева леса практически никогда не переходили эти, возведенные человеком, границы. Исключением являлись случаи, когда люди сами нарушали словесные табу-границы, и, проклиная детей или животных, добровольно отдавали их в руки леших. В одной из быличек рассказывается, как хозяйка, рассердившись, выругала месячного теленка, да еще в воскресенье: «Вот и услышал, тут был с ухом! И как теленок туда рванул, через забор, и другой, и третий, туда в лесок убежал… Ведь пошла искать следом, но даже следов не видно! Чудо чудное!.. Вовсе следов нет!» (161). Таким образом, вербальные границы оказываются даже важнее пространственных. Значимость словесных границ подтверждается не только Библейским «Вначале было Слово» и тем, как магией Слова Господь сотворил весь земной мир, но и примерами карельской мифологической прозы. Нарушение людьми первых позволяет «другой стороне» беспрепятственно нарушить вторые: хозяева леса на полях и через несколько заборов забирают теленка себе. Ночью прямо со двора леший мог похитить ребенка (SKS. Е701). Опасными считались такие места, как кладбища (SKS. К17). Можно было встретить лешего у бани (SKS. К47), именно оттуда он тоже мог похитить ребенка (SKS. Е901).
Опасно человеку самому даже непроизвольно нарушить пространственные запреты. Например, ступить на дорогу хозяев леса или перейти через их следы – тогда непременно заблудишься, если даже находишься совсем рядом с домом: «Ягоды смотреть пошла, через изгородь перелезла. Ходила там да все. Стала возвращаться, перелезла через забор – не на то место выхожу! Вроде и раньше туда ходила не раз, а не могу, уже на заборе сижу: в какую сторону мне сейчас идти?!.. Говорят, через следы хозяина леса ходишь» (123). «Ермолаева бабушка прямо на своем подсечном поле, дома видны, она летний день вокруг того поля ходила. Говорит: иду, иду, иду, иду, и сюда и приду. Сяду, посижу: ну сейчас надо бы туда пойти. Только там кружусь» (121).
В исключительных случаях сам хозяин леса может прийти в запретную для него в обычных условиях зону. К черным ригам, стоящим на самом краю деревни, ходили гадать о будущей жизни, которую предсказывал леший (221). Колдун мог разговаривать с ним у ворот сарая (179). В одной из быличек украденную девушку вернули прямо в дом, откуда и взяли (148). Есть рассказ, как трижды по ночам прямо под окна дома сын хозяина леса приходил звать обратно девушку, возвращенную колдуном. Она была его женой и даже родила в лесу ребенка (142).
Часто слышали и видели хозяев леса, работая на поле. При этом сам леший оставался в лесу и не мог причинить зла человеку, защищенному на вспаханной земле (SKS. КЗ, К17, К47). Встречали леших и у забора, границы, которую он также не смел перешагнуть, но, хлопая в ладоши и смеясь, предвещал беду для человека (SKS. Кб). Как-то рассказчица, возвращаясь из леса, увидела у изгороди мужчину и женщину (большие, с длинными волосами). Она положила руку на забор, и они повторили движение. Не растерявшись, она перекрестилась и перекрестила забор – существа (olennot) тут же пропали (SKS. К47).