Во время ритуала дерево (чаще всего это была ель или сосна) угощали, стараясь задобрить, и одевали в одежду больного, стремясь передать ему недуг. Такой обряд имел множество вариантов в Приладожской Карелии. Например, нужно было взять красные нитки, ольховые ветки, яйцо, черную шерсть, девять хлебных крошек, девять ячменных зерен, девять льняных семян, монетку, все завернуть в чистый носовой платок и отнести к муравейнику. Примечательно, что в комментарии к тексту заговора рассказчик называет муравейник лесным городом (mehän linna). Все участники действа стояли на коленях, при этом больного связывали ольховыми ветками, имитируя связывание самого лесного носа. В конце необходимо было «закрыть три замка» (lukkii kolme liikkuu), то есть прочитать три молитвы (SKVR. VII. 4. 2500).
В другом варианте брали немного вина в бутылочке, делали из олова (металл, фигурирующий во многих карельских обрядах) крест, вдевали в него красную нить (магический цвет, продуцирующий здоровье и жизненные силы). Затем находили перекресток (традиционное место встречи и общения с потусторонними силами), рядом с которым растет низенькая раскидистая елочка и стоит муравейник. В него капали вина, а на елочку (kuusen kaklaan – дословно: на шею елочки; деталь подчеркивает стремление уподобить дерево человеку, елочка воспринимается, как живое существо) надевали крест, кланялись в обе стороны и просили прощения у всех хозяев леса. После этого поворачивались по солнцу (чтобы открыть дорогу в свой, человеческий, мир), чертили крест на земле под ногами и уходили прочь, не оглядываясь пока не покажется дым из труб (и человек окажется под охраной домашних духов и первопредков; отсюда становятся понятными истоки грибоедовского «и дым отечества нам сладок и приятен») (SKVR. VII. 4. 2485).
Иногда делали веник из ольховых веток, завязывали на него красные тряпочки и красные шерстяные нитки и оставляли в лесу. А по ветвям дерева раскладывали пучок льна, трижды кланялись до земли и просили прощения:
Можно было взять льняную одежду и красную нить, обвести ими круг вокруг себя и повесить все на елочку. Рассказчик говорит, что «это оставляли в подарок», и подчеркивает, что идти надо ночью, когда никто не видит и не слышит (SKVR. VII. 4. 2487).
Обращаясь к хозяевам леса, к лесу, просили принять подарки и исцелить «в тот же час, в ту же минуту»: «положи боль в рукавицу, болячки в платок, отнеси в сумку судьи и отнеси весть братьям и сестрам, что долг отдан». При этом вешали на сук пучок льна; информатор объясняет, что лен «гладкий и белый» (se on selgei ta valgei). (SKVR. VII. 4. 2481).
Если лесной нос пристал (mecän nenä tarttui), когда испугался какого-либо зверя, шли на то самое место снова, готовили там стол, раскладывали угощение для всего лесного народа. Больной раздевался, а его одежду вешали на ель, как говорит рассказчик, «делали ель мужчиной» (SKVR. VII. 4. 2478).
Многие заклинания об исцелении начинаются рассказом о происхождении болезни, и только затем следует просьба, требование или угроза изгнать болезнь, причиненную деревом. Помимо слов, брали щепки от дерева, кипятили их в воде, которую потом пили или мыли ею ушиб, рану (ФА 1702/10). Иногда на рану дули со словами заговора, потом дерево много раз кусали, смачивая его слюной, и этой слюной мазали больное место. Весь ритуал, как обычно, проделывали трижды (ФА 1754/4).
В Олонецком районе во время обряда исцеления знахарь связывал веревкой два дерева. Это называлось «связать лес mecän sidou» (ФА 3712), то есть подчинить сам лес и его хозяев воле человека, обладающего особыми силами и знаниями.
Особый ритуал исполняли, когда обнаруживали лесной нос у ребенка. У дороги, которая ведет через лес и по которой когда-либо проносили гроб (символичный путь в иной мир), отрезали ножом и лопатой большой четырехугольный (nellikulmainen) кусок дерна. В нем делали круглое отверстие, через которое продевали ребенка (имитация прохождения через подземное царство, через мир мертвых). И в то же время это своеобразное второе рождение, уже не земной женщиной, а самой глубоко почитаемой матерью-землёю. Карелы говорили: «Что лес нашлет, то земля поправит». Тем самым они признавали верховную власть за «кормилицей матерью-землею moaemä-syöttäizeni». Если ребенок сам не мог проползти, помогали взрослые. В это время читали заговор, призывая маленькую служанку и золотого короля леса «познакомиться и поправить дела». Затем с ребенка стряхивали землю, одевали и так заворачивали, чтобы никто не увидел, как его несут домой (SKVR. VII. 4. 2304).