Персонажи карельской мифологической прозы. Исследования и тексты быличек, бывальщин, поверий и верований карелов. Часть 1

В Приладожской Карелии говорили, что когда глаза, уши или другая часть тела болят, и установят, что это от лесного духа (metsänhaltia), то болезнь называли лесной нос (metsännenä). Для исцеления надо было идти в лес, встать у муравейника. Знахарь брал больного за руку, здоровался с хозяевами леса и девять раз читал заговор, каждый раз отступая на один шаг (SKVR. VII. 4. 2494.) Другой рассказчик советовал после того, как попросишь прощения у «хозяина леса, хозяйки леса, золотого короля леса», девять шагов пятиться назад и только потом повернуться лицом в сторону дома. А если сильно болеешь, надо сделать трижды по девять шагов (Там же. 2482). Подчеркивается, что уходить с места соприкосновения с иным миром надо, не оглядываясь (достаточно вспомнить греческую Эвридику, оставшуюся в подземном царстве, или ветхозаветную жену Лота, превратившуюся в соляной столп). Человек просил прощения у всех хозяев леса, признавая их незыблемую правоту («ваша правда, наша вина»), прося их «забрать ваше хорошее, отдать наше плохое» (Там же. 2479). При этом он осознавал свою личную и всего человечества греховность: «нет дерева, на котором бы не сидела птица, так нет и человека, который не оступился бы» (Там же. 2497). Необходимым условием обряда исцеления было присутствие еще одного человека (toinen mies vierahaksi), прямо во время произнесения заговора предупреждали духов: «Здесь у меня чужой человек!» (Там же. 2497, 2499).

В быличках муравейник часто является сакральным локусом, средо-точением лесной жизни, местом обитания лесных духов и общения с ними. В Южной Карелии считалось, что если болезнь кем-то наслана, надо постараться вернуть ее наславшему. Для этого нужно было поймать лягушку, привязать к ее лапке красную нить, отнести ее к муравейнику с северной стороны и привязать к елочке. И как постепенно будет съедаться лягушка, так и из наславшего болезнь будет выходить душа (231).

В Гимойле, чтобы освободиться от «лесного носа», в бане делали изображение мужчины. Затем с этим изображением надо было, взяв ртуть, идти к муравейнику. Ртуть, как известно, применялась во многих обрядах, ее считали сакральным веществом. Неслучайно в карельском языке ее называют «elävä hobja» – «живое серебро». Ее в качестве оберега клали и под порог, и в нагрудные мешочки вместе с лапками землеройки (по-карельски это «moakondiene» – «земляной медвежонок»), и даже в крупу. Затем у муравейника обращались к «известному лесному королю, сильному правителю леса, всех скал хозяину и гор властелину» и просили простить долги и принять жертвы-приношения: «выпей с вином свою злость, с пивом свое плохое». Потом принесенными подарками (ртуть в тряпице; в двух берестяных коробочках трижды по девять ячменных зерен) делали крест и рассыпали все вокруг муравейника, прислонив к дереву, устанавливали заранее сделанное изображение. Сказав: «Вот тебе подарки, сильный правитель леса!», поворачивались спиной и уходили, не оглядываясь: «Jää hyvästi! Всего хорошего!» (SKVR. II. 868).

Многие заговоры, произносимые с целью исцеления, сохранили самые архаичные пласты верований (правда, они не лишены и христианизированных деталей), в них выздоровления просили у самого дерева, стоя на его корнях:

Puhas puuhut,
Puun isäntä, puun emäntä,
Puun valkie vanhempi,
Puun papit, papadjat,
Puun diekkunat, diekkunitsat
Puun ponomarit, ponomarihat
Puun kasakat, puun piijat
Vernoit sluugat, suuret,
pienet, nuoret, vanhat,
Anna minul rauhutta,
tervehyttä levätäksen
I kipuloi kirvottamah,
I pakkoloi painuttamah,
I katsamaan, vartoitsemaan.

SKVR. VII. 4. 2782.

Чистое дерево,
Хозяин дерева, хозяйка дерева,
Белый (возм.: седой) старший дерева,
Попы и попадьи дерева,
Дьяконы и дьяконицы дерева,
Пономари и пономарихи дерева,
Слуги дерева, служанки дерева,
Верные слуги, большие,
малые, молодые, старые,
Дайте мне покой,
здоровье для отдыха.
И боль уберите,
И раны излечите,
И смотрите, охраняйте.

То, что дерево и сам лес считали живым существом, поклонялись ему, видно из многих обрядов. Во время одного из них брали из лесу ольховые ветки для исцеления. От них отламывали несколько верхушек и бросали через плечо, произнося: «Не приходи, лес, за долгами!» (SKVR. VII. 4. 1844).