Персонных дел мастер

Только за полночь, передав своему конфиденту новые инструкции и дукаты для их исполнения и отужинав с ним, Сонцев проводил барона до запряженного слугами тяжеловесного дормеза, расцеловал его по-русски троекратно и сказал баском:

— Спасибо, за все спасибо, Андрей Федорович!

— Вот уже и у меня есть русское имя, князь! — рассмеялся барон. И поклонился тоже по-русски. А затем, точно рассердившись на себя, совсем по-молодецки сам вскочил в дормез, и вскоре громоздкая колымага растворилась в туманной осенней ночи.

На перекрестках путей из далекой Москвы и гетманской Украины в Малую Польшу, Венгрию и далее в австрийские коронные владения и Италию, на путях от теплого Черного моря к суровой Балтике, окруженный холмами и замками, лежит Львов, до 1704 года самый богатый город Галиции, да, пожалуй, и всей Речи Посполитой. Но в 1704 году во Львов ворвалась армия шведского короля Карла XII, и город заплатил одного только золота и серебра четыреста возов, а разве сосчитать, что шведские солдаты взяли без спроса во время штурма. Грустно и пусто стало во Львове, и горький синий дымок от костров из опавших листьев поднимался над его садами. Только прибытие короля Августа Саксонского осенью 1705 года внесло некоторое оживление в жизнь разграбленного города. С королем прибыла его богатая свита, польская блестящая кавалерия, и снова гремели балы в богатых патрицианских особняках, не смолкали виваты за столами магнатов, но только вот не всегда то были виваты за здоровье короля Августа. Напротив, все чаще разгоряченная вином шляхта провозглашала виваты не королю Августу, а его сопернику, ставленнику шведов, Станиславу Лещинскому, который засел в Данциге, дожидаясь, пока шведы выгонят из Польши Августа и передадут ему королевский трон.

Впрочем, Август и не думал покидать Польшу и, расположившись со своей свитой во Львове, снова зажил пышной и беспутной жизнью, благо неиссякаемым казался золотой дождь, шедший из России: до последнего времени, занятый войной в Прибалтике, царь Петр не ограничивал своего союзника в помощи русскими субсидиями. И снова к веселому королю Августу слетались со всех сторон дипломаты и музыканты, авантюристы и ландскнехты, куртизанки и знатные авантюристки. Богатейшие паны и забубенная шляхта, разорившиеся аристократы и крупные комиссионеры, бравшиеся доставить апельсины из Лиссабона или ямайский ром с Антильских островов, лишь бы хорошо и в срок заплатили,— все стремились подставить свои ладони под золотой дождь.

Только ближайшее доверенное лицо короля фон Витцум, первый камергер и полевой казначей Августа, определенно знал, что казна пуста и что растрачены самые неприкосновенные суммы, предназначенные на содержание саксонской армии и русского вспомогательного корпуса.

Оттого расставленным по всем дорогам караульным постам приказано было немедленно известить короля о прибытии русского дипломатического агента князя Сонцева. По расчетам Августа и его камергера выходило, что князь Сонцев должен был привезти новую царскую субсидию, и тогда можно будет забыть эти временные огорчения и денежные. хлопоты и снова пуститься в широкие королевские развлечения.

Король Август был разбужен в самое для него непривычное время — в восемь утра. Сладкий королевский сон до полудня был прерван этим несносным фон Витцумом, доложившим о прибытии тайного посланника царя, еще более несносного Сонцева. Но без денег было нельзя, никак нельзя — даже гвардейская кавалерия Флеминга второй месяц не получала жалованья. Да и сам он не мог же вечно скитаться по обедам польских магнатов. Хорошо еще, что эти обеды затягивались до вечера, и можно было обойтись без тощего ужина в королевской резиденции. Что делать, саксонские министры, желавшие скорее кончить войну, денег не слали, польские подданные, имевшие кроме Августа еще и второго короля, Станислава Лещинского, воспользовались двуко-ролевьем и вообще перестали платить подати, так что поневоле король Речи Посполитой и курфюрст Саксонии Август превратился в пенсионера Петра I.

Август вытянулся во весь свой великолепный рост, пошарил своей сильной рукой по широкой королевской кровати, обнаружил какую-то смуглянку — не то венгерку, не то цыганку, которую ему подсунул вечор на куртаге гетман Сенявский, накрыл ее, сонную, с головой одеялом и небрежно махнул рукой камердинеру — зови!

Фон Витцум впорхнул в спальню короля, легкий и изящный, как быстроногий кузнечик, сделал троекратный реверанс.

— После, после! — сварливо проворчал Август.— Не до церемоний. Ты лучше скажи, этот мальчищка, Сонцев, привез субсидию? — Так для приличия король именовал царскую пенсию.

Фон Витцум развел руками:

— На сей раз этот нахал мне ничего не передал, ваше величество, ни чека на Амстердамский банк, ни золотых ефимков в натуре.

— Что? — Август выпрыгнул из кровати. — Ведь мы с тобой все так хорошо обговорили, Витцум!

— Да, ваше величество, мы решили, вернее, вы решили, ваше величество, получив сию последнюю субсидию, заплатить кавалерии Флеминга и под ее прикрытием через Малую Польшу уйти в Саксонию и кончать с этой войной.