Перстень без камня

Наарен фыркнул. И Хунд внезапно понял, чем отличались монахи от всех прочих людей. Они его не боялись. Сильный маг, северянин привык, что его побаиваются обычные люди и опасаются другие маги. Сосланный, закованный, он все равно был страшен — как свирепый пес на привязи. А здесь на него смотрели, как на неразумного щенка, который если и может навредить, то лишь себе. Сообразив это все, Хунд тихо выругался.

— Переживаешь, что магии своей лишился? — дружелюбно спросил Наарен. — Брось. Нет никакой магии.

— Чего-о?! — не сдержался Хунд.

— Магии нет, — повторил монах. — Ничего нет. Ты слушай. Если не дурак, то поймешь.

Вера в Бога Нет родилась на дальнем пустынном севере, где зимой месяцами не видно солнца, а если метут метели, то и соседнего дома не видно. Было это давно, очень давно, невообразимо давно — во всяком случае, не при нынешнем императоре и не при отце его, а раньше, за пределами летописей и хроник Хунд попытался прикинуть сроки. Император правил Севером последние пять сотен лет, целую эпоху, и вряд ли его отец был менее долговечен… Северянин с новым уважением взглянул на монаха, а тот продолжал рассказ.

Монастырь на одном из трех островов архипелага в Длинном море тоже был основан в долетописные времена. Впрочем, сами монахи записей никогда не вели и прошедших лет не считали — незачем. Поколения пустоверов-островитян спокойно вели хозяйство и соблюдали предписанное ничтожество, не зная и не желая знать другой жизни.

На континенте долгое время тоже было тихо. Однако при старом императоре, отце нынешнего, случилась беда.

К началу его правления дальний север был практически безнадзорен, слишком много сил и внимания требовало южное побережье, где бушевала война с Югом. На северные области просто накинули магическую удавку, чтобы заставить население платить оброк, и на сотню лет успокоились. А пустоверы платить не стали — магия на них не действовала. Узнав про свободные от податей земли, к ним стали стекаться разные людишки и, принимая веру в Бога Нет, становились неподвластными магическим методам подчинения.

Когда с Югом в очередной раз был заключен непрочный мир и Северная империя соизволила заинтересоваться, что происходит у нее за шиворотом, на дальнем севере обнаружились многочисленные монастыри и селения при них, процветающие, несмотря на суровость погоды. Хорошо работать, когда трудишься только на себя и ничего не отдаешь воюющей империи. Разумеется, Ледяной Короне такое положение дел не понравилось. И следующий десяток лет империя вела внутреннюю войну — с пустоверами. Сперва единицы, затем десятки, сотни и, наконец, тысячи строевых магов были отправлены на вечно заснеженные земли, чтобы привести к покорности отщепенцев.

Император победил — все-таки у него было больше сил. Пустоверие, объявленное ересью, в империи искоренили. С тех пор монахи не имеют постоянных связей с континентом и не интересуются внешним миром. Иногда к общине добавляются новые братья и сестры, либо пришлые, либо свои, из родившихся здесь детишек. А в остальном на Монастырском острове мало что меняется…

— Почему? — перебил Наарена Хунд, обалдевший от ненужных ему сведений.

Монах заморгал.

— Что «почему»?

— Почему вы не интересуетесь внешним миром? — уточнил северянин. — Если вам такая мощь подвластна?

— Какая мощь? — Наарен смотрел на Хунда как на помешанного. — Нет у нас ничего. И внешний мир нам ни к чему, потому что там тоже ничего нет.

— Да что ты заладил «нет» и «нет»! — разозлился Хунд. — Бога нет, магии нет, силы нет, ничего нет. Не понимаю!

— А, — просветлел монах, — так тебе символ пустоверия разъяснить? Так бы и сказал, человече. А то попросил «по порядку», я тебе и рассказываю всю историю от первого отрицания. Тебя звать-то как, брат?

— Руде Хунд, — буркнул северянин.

— Рыжий пес, значит, — повторил монах, запоминая. — А по-нашему как желаешь зваться? Брат Руде или брат Хунд?

— Да плевать мне, — зарычал новообращенный брат, теряя остатки терпения.

— О! — Наарен назидательно поднял палец. — У тебя прекрасные задатки, брат Руде. Полагаю, ты всегда был пустовером в душе, только ничего не знал о нашем учении. Пустоверие есть отрицание вещей и представлений о вещах, ибо они в действительности не существуют. Пустоверие учит прозревать великое и абсолютное ничто, лежащее в основе всего. — Бога Нет. Пустоверие есть безразличие, потому что различать нечего. Вот, смотри.

Монах отдернул занавесочку, и за ней обнаружилась полукруглая ниша в стене.

— Что видишь? — спросил Наарен.

— Ничего, — недоуменно ответил Хунд. — Пусто.

— Вот именно, — кивнул монах. — Свято место пусто. Всегда пусто. Воистину пусто.

— Да объяснишь ты мне хоть что-нибудь?! — не выдержал Хунд. — Так, чтобы я понял!

— Э, — ласково сказал Наарен, — так это совсем просто. Магия работает только тогда, когда в нее верят. Мы — не верим. Теперь тебе понятно?

— Пожалуй, да, — медленно сказал Хунд.

* * *