Перстень Григория Распутина

В себя ему помог прийти хруст сухой ветки и чье-то тяжелое дыхание. Родион очнулся, с трудом повернул голову на звук и увидел совсем близко какого-то человека. Он вползал под еловый свод, поджимая ноги, волоча за собой винтовку. В сером пальто с потертым воротником, в ушанке, наверное, из эшелона. Уцелел.

– Эй, – тихо позвал Родион. – Эй, браток!

Мужчина вздрогнул, резко обернулся, взглянув на Родю расширенными от страха глазами.

– Немцы далеко? Я, кажется, заснул, – протирая снегом лицо, с трудом проговорил Родион. Голова кружилась, то ли от усталости, то ли от потери крови.

– Не знаю, кажется, ушли в сторону, – успокаиваясь, проговорил незнакомец, вползая под ель. Голос его звучал хоть и раздраженно, но как-то по-домашнему, словно из недавнего сна. Родион крепче потер лицо, пытаясь окончательно очнуться. Незнакомец в пальто был уже совсем рядом.

– Борька? Борька! – Родион, не имея сил подняться, просто завалился на своего школьного дружка, хватая его в объятия, тряся, сбивая с него ушанку. – Борька! Живой! Тут! Живой! – радостным шепотом выкрикивал он, боясь спугнуть притаившуюся под елью тишину.

– Родька?! Ты? Не может быть. А как? Как же? Почему здесь? – Борька, казалось, никак не мог опомниться, сидел в его объятиях словно куль и только повторял, глазея на старого дружка: – Как? Как же здесь?

– Так! – Родька наконец отпустил его и привалился обратно к ели. – Еще в первый день войны на фронт ушел. Как только о начале войны объявили, пошел добровольцем, и Толик пошел, а потом и Лидка. Ты же знаешь, Толик судостроительный оканчивал, так его сразу на флот, а вот Лиду сперва в санитарки взяли, а потом в летный полк направили, ты же знаешь, у нее прыжки, ОСАВИАХИМ. Я с ней давно связь потерял, Толик писал. Давно, правда, – радостно, возбужденно рассказывал Родион, словно забыв, где они, словно встретились они не на войне и не грозит им окружение, а стоят они на углу Международного проспекта и родной Четвертой Красноармейской. – Толик с Лидой пожениться собирались, ты знаешь? Хотели сессии сдать, получить дипломы и расписаться. Не успели. Толик первым ушел, а Лида дней через десять. Мне мама писала. Ну а ты? Ты-то как? Мы же сто лет не видались? Женился, я слышал?

– Да, – как-то неохотно проговорил Борис. – У тебя что с ногой-то? Может, перевязать? У меня в мешке бинт есть и йод. Снарядили. Ты сам сможешь разобраться? Ты же в медицинском учился.

– Смогу, – кивнул Родион.

Действительно, он почти окончил институт, учился с отличием, мечтал поступить на работу в отцовскую клинику. Только вот стать он хотел не как отец, терапевтом, а невропатологом. Может, не очень мужественная профессия, но очень важная, перспективная и активно развивающаяся. Уходя на фронт, он утаил в военкомате, что учится на медицинском, не хотел сидеть в тыловом госпитале. А за полтора года на фронте бывало, что и помогал после боя перевязывать раненых, санитарки с ног сбивались, приходилось выручать.

Родион вытянул ногу, размотал бинты, жгут, осмотрел рану. К счастью, ничего серьезного, кость не задета, да и крупные сосуды не повреждены. И жгут снял вовремя, попозже бы – и мог начаться некроз тканей. Родион с помощью Бориса обработал рану, наложил повязку.

– Ну, вот, – вздохнул он, прислушиваясь к гремящим где-то справа, вдалеке выстрелам. – У меня где-то фляжка была. Давай по глотку.

Во фляжке только на два глотка и оставалось.

– Ну, так что, Борис, как ты? Ты же, как съехал из нашего дома в тридцать восьмом, мы, считай, больше и не виделись, а ведь обещал приходить, – укорил друга Родион. – Как живешь, Боря, как мама?

– Да живу. А навещать? Знаешь, собирался, честное слово, а вот как-то все не выходило, а потом вроде как и стыдно стало, – смущенно пояснил Борис. – Отчим человек порядочный оказался, хороший, матери с ним повезло. Он на Кировском заводе мастером работает, ну да я тебе говорил. Они с матерью в Ленинграде остались, не удалось их в эвакуацию вывезти, не успел. И сейчас никак. Но живы, – твердо проговорил Борис.

– Ну а ты сам? Как живешь? Институт окончил?

– Окончил. И в аспирантуру поступил.

– Вот молодец! – искренне обрадовался Родион. – Да, впрочем, ты у нас всегда настырный был, усидчивый. Профессором станешь!

– Да. Спасибо отчиму, усыновил, на свою фамилию записал, анкету подчистил. Если бы не он, может, и в институт бы не взяли, а так я в порядке, – кривовато улыбнулся Борис.

– А жена? Женат же? – тормошил его Родион.

– Женат. Жена хорошая, с родителями ее живем, хорошие люди.

– Ну, ты не скромничай! – толкнул его в бок Родион. – Симка Яблочков, он в твоем институте учился, рассказывал, что ты на дочке заведующего кафедрой женился. Весь институт гудел, не могли понять, как это ты смог такую красавицу и модницу под венец свести, – по-дружески поддел приятеля Родион.

– Сплетники! Тьфу. Комсомольцы еще называются, – сердито заметил Борис.