Перстень Григория Распутина

– А вы не могли бы пояснить это на примере? – попросил Саня.

Секретарша Александра к тому времени окончательно утешилась и теперь слушала разговор без всякого стеснения, с выражением мстительного удовлетворения на лице. Очевидно, Эльвира Игоревна не пользовалась горячей любовью у коллег.

– Однажды, где-то в середине восьмидесятых, я отдыхала в санатории Минздрава под Ялтой, там же отдыхали Ситников с семьей и Эльвира Игоревна с супругом и детьми. Так вот, Татьяна Олеговна буквально плакала у меня на плече, сожалея о том, что им, вероятно, придется уехать раньше времени.

– Да что вы, а почему? – с искренним интересом и сочувствием спросил Саня.

– Эльвира Игоревна буквально не оставляла их ни на секунду одних. Она даже номер вытребовала с ними по соседству. Она сидела с ними за столом в столовой, она была рядом на пляже, на всех музыкальных вечерах, экскурсиях и даже просто прогулках по парку. При этом все время пыталась оттеснить Татьяну Олеговну от мужа. Эту странность в ее поведении заметили все отдыхающие и очень сочувствовали Ситниковым. Алексей Родионович был очень мягким, добрым, тактичным человеком, он пытался намекать Эльвире Игоревне о недопустимости подобного поведения, но она оставалась глуха, поглощенная собственной страстью. В конце концов, они были просто вынуждены уехать. Причем сделали это ночью, опасаясь погони, а администрация, понимая, в какой ситуации они находятся, даже машину им до аэропорта выделила. И помогла поменять билеты. Раньше с билетами были сложности, но наша заведующая задействовала личные связи и помогла им уехать.

– Ложь! – раздался подобный взрыву, громоподобный, истошный крик. Эльвира Игоревна вскочила на ноги, с грохотом роняя на пол стул. В этот момент она казалась выше ростом, мощнее. Глаза ее сверкали сумасшедшим блеском, и Саня немного испугался, боясь, что в случае чего не сможет справиться с этим взбесившимся гигантом. – Ложь! Сволочи! Все вранье! Твари! Ненавижу! – продолжала грохотать Эльвира Игоревна, швыряя на пол еще один стул.

– Пусть проорется. Быстрее успокоится, – тихо шепнула на ухо Сане Лариса Константиновна. Секретарша Сашенька с писком нырнула под стол.

– Он любил меня, любил! Сволочи! Лжецы, интриганы! – Теперь в голосе Эльвиры Игоревны начали прорываться плаксивые, истеричные нотки, и Саня понял, что самое страшное уже миновало. – Это вы, вы во всем виноваты! Вы клеветали на меня! – не пойми к кому обращаясь, кричала Кавинская, а потом сложилась пополам, упала на стол и зарыдала, подгребая под себя бумаги, с которыми недавно работала.

– Ну, вот, – удовлетворенно кивнула Лариса Константиновна. – Саша, посмотрите у нас в аптечке корвалол или пустырник. Что-нибудь успокаивающее, и капните побольше, тройную дозу.

– У нас ничего такого нет, – растерянно развела руками Саша.

– Тогда откройте шкаф Ильи Валерьяновича. У него там всегда коньяк есть, откройте и налейте целый стакан.

– Лариса Константиновна, так он же дорогущий, и к тому же здесь все бутылки закрытые, – робко проговорила Саша, заглядывая в нужный шкаф.

– Да наплевать, голубушка. Я потом сама с ним разберусь. Давайте уже, – теряя терпение, велела Лариса Константиновна; оказывается, и она могла быть и резкой, и раздражительной.

Эльвиру Игоревну отпоили. Пока она приходила в себя, Саня вызвал машину и спустя полчаса, погрузив красную, взбудораженную Эльвиру Игоревну в казенное авто, отбыл в Комитет. Но напоследок он все же спросил Ларису Константиновну, улучив момент:

– А что лично вам сделала Кавинская?

– Мне? Зарубила моего сына на вступительных экзаменах, и ему пришлось учиться в другом вузе, – честно призналась Лариса Константиновна. – Но это было довольно давно.

Вот так, отметил про себя Саня. Время собирать камни.

Сам Саня в Комитет не поехал. Отправив Кавинскую под крыло капитана, он отправился навестить ее супруга. Решив, что уж коли ему так сегодня фартит, не стоит упускать удачу.

– Вам кого? – раздался из-за двери высокий женский голос.

– Мне Бориса Михайловича.

– Минуту, – ответили за дверью, затем куда-то в сторону крикнули: – Папа, это к тебе.

Прошло еще несколько минут, и из-за двери донесся другой голос, тоже высокий, но какой-то дребезжащий:

– Вам кого?

– Бориса Михайловича Кавинского.

– Слушаю.

– А не через дверь мы поговорить можем?

– Нет. Говорите так, я вас слышу, – твердо распорядились из-за двери.

– Меня прислала Эльвира Игоревна, – пустился на хитрость Саня.

– Кто? Эля? – заволновались за дверью, а Саня даже сперва удивился, кто это Эля, уж больно это нежное, легкое имя не сочеталось с чугунной Эльвирой Игоревной.

Тем временем за дверью завозились, лязгнули замки, и дверь наконец-то распахнулась, а на пороге появился Борис Михайлович собственной персоной. Маленький, тщедушный, взъерошенный, в стареньком полосатом халате и стоптанных тапочках на голых худых ногах.

– Вы от Элечки? Что она, как? Что-то случилось? – сложив молитвенно ладошки, вопрошал Борис Михайлович.