Перстень Григория Распутина

– И вовсе не розыгрыш. Эту историю мне поведали жена и дочь Ситникова, Новицкий и кое-кто из ваших коллег, кто просил меня без крайней надобности не называть их имен.

– Лжецы и подонки! Подлые завистники! – затряслась и заклокотала грозная Эльвира Игоревна.

– Вот уж не думаю. Например, дети Ситникова вас до ужаса боялись, сперва они боялись, что вы отнимете у них отца. А потом, что убьете мать. И из-за вас семейство Ситникова перестало выезжать на море, а вместо этого пряталось на даче, никому не сообщая, где она находится.

– Это бред, натуральный, болезненный бред! – не желала сдаваться Эльвира Игоревна.

– А когда жена Ситникова уехала в длительную командировку, вы отчего-то решили, что это ваш звездный час, развелись с супругом и кинулись на штурм Ситникова. Еще немало осталось в живых свидетелей этого безумства, – приврал немного Саня. Впрочем, и не приврал, свидетели наверняка были, просто он их еще не разыскал.

– Это неправда!

– Что неправда, ваш развод или то, что вы надеялись развести с женой Ситникова?

– Мы с мужем развелись из-за несходства характеров. И вообще вас это не касается! Это наше личное дело!

– Разумеется. А то, что ваш муж угрожал Ситникову, строчил на него жалобы и доносы, это личное дело вашего мужа и Ситникова. Кстати, его пасквили все еще хранятся в архивах. Правда, в них ослепленный ревностью гражданин Кавинский во всем обвиняет несчастного Алексея Родионовича, называя его аморальным, развратным типом.

– Это все бред, фальсификация! – продолжая покрываться пятнами, восклицала Кавинская, а сидевшая тут же, на кафедре, прыщавая секретарша даже рот открыла от восторга и сидела с вытаращенными глазами, не дыша, боясь пропустить хоть слово.

– Да нет. Это не бред, а факты. Так что советую вам, Эльвира Игоревна, припомнить, где вы были седьмого июля в течение дня, во всех подробностях, – строго рекомендовал Саня.

– Седьмого числа я была здесь, на кафедре! – воскликнула, грозно сверкая глазищами, Эльвира Игоревна. – И вообще…

– Простите, – раздался у них за спиной голосок любопытной секретарши, – Эльвира Игоревна, вы, наверное, забыли, но во вторник вас не было.

– Что? Забыла? – Эльвира Игоревна уже оправилась от первого шока. И теперь, оборачиваясь к секретарше всем корпусом, твердо, спокойно проговорила: – Думаю, что забыли вы, голубушка, а я помню совершенно точно, что была на работе. А вы, Александра, даже день проведения заседания кафедры запомнить не в состоянии, чтобы предупредить всех сотрудников.

Александра залилась густым румянцем и прикусила язык.

– И все же думаю, что Саша права, – раздался из-за стеллажа другой голос, мягкий и негромкий, и оттуда вышла невысокая кругленькая дама с седыми, гладко зачесанными назад волосами, в круглых очках с толстыми линзами и с круглыми щечками.

– Извините, что вмешиваюсь, Эльвира Игоревна, но Сашенька на этот раз права. Вас действительно не было во вторник. У меня была встреча с аспирантами, я весь день провела на кафедре, – сообщила она, словно не замечая тяжелого взгляда, которым ее одарила Кавинская. – И еще раз простите, я правильно поняла, Алексей Родионович Ситников умер?

– Да, – поспешил подтвердить Саня. – Его убили. А вы знали Ситникова?

– Ну конечно. Такой видный ученый, замечательный врач и очень порядочный человек, – сокрушенно поделилась дама. – Очень, очень жаль. Передайте мои соболезнования его супруге.

– Вы и с ней знакомы? – еще больше оживился Саня.

– Да, имела удовольствие. Ох, я, кажется, не представилась, Макеева Лариса Константиновна.

– Очень приятно, Петухов Александр Васильевич, Следственный комитет Петербурга, – поспешил встать и представиться в ответ Саня. – Присаживайтесь, пожалуйста.

– Если это необходимо, – кивнула Лариса Константиновна и присела, к пущему неудовольствию Эльвиры Игоревны. Лицо Кавинской застыло, превратившись в подобие каменной маски, тяжеловесной и грубо сработанной.

– Если вы были так хорошо знакомы с Ситниковыми, возможно, вам известно, какие отношения связывали Эльвиру Игоревну с покойным? – задал провокационный вопрос Саня и понял по едва заметной вспышке, озарившей на мгновение лицо Ларисы Константиновны, что она очень рассчитывала на подобный вопрос.

– Я не могу назвать это отношениями, – начала она своим мягким неторопливым голосом, – но, как вы справедливо заметили, Эльвира Игоревна долгие годы питала к Алексею Родионовичу вполне определенные и, увы, безответные чувства. Простите, коллега, – взглянула она на Эльвиру Игоревну, впрочем, без всякого сожаления. – Перед лицом смерти лукавство было бы неуместно.

– А эти чувства имели какое-нибудь заметное для окружающих выражение? – пошел еще дальше Саня, предвидя, что Лариса Константиновна с удовольствием ответит и на этот вопрос.

– Думаю, Эльвира Игоревна слишком прямой и открытый человек, и ей просто не удавалось скрыть своего отношения к Алексею Родионовичу. Она оказывала ему многочисленные и иногда, возможно, слишком назойливые знаки внимания, иногда буквально навязывая ему свое общество, не считаясь с его мнением и с мнением его супруги.