Перстень Калиостро

– Все. – Нина была неумолима. – Что это за фотография? Как она к тебе попала? Кто эта женщина? И при чем здесь Лариса Гусарова? Судя по твоему интересу к событиям пятилетней давности, это связано с ее гибелью. Но ты сама видишь, что на фото другая женщина. Так что все это значит? Тот, кто дал тебе эту фотографию, уверял, что это снимок последних секунд жизни Ларисы Гусаровой? Учитывая мужскую руку на заднем плане, даме явно помогли. В случае с Ларисой Гусаровой такой снимок был бы сенсацией, но только если бы он был правдой и если бы он появился тогда, пять лет назад. А теперь ее уже все забыли – слава недолговечна, тем более что актриса она была хоть и неплохая, но не гениальная. Но на снимке не она, это очень легко выяснить – даже у меня ушло на это несколько минут, а если иметь в своем распоряжении архивы и специальную аппаратуру… Какой же тогда во всем этом смысл?

Несмотря на крошечный рост и легкомысленный вид, Нина всегда умела рассуждать здраво.

– Нина, – виновато начала Надежда, – обещаю тебе, что когда мне удастся во всем разобраться, точнее, не «когда», а «если»… то ты будешь первым человеком, которому я все расскажу. Но сейчас… ну никак не могу!

– Ну как знаешь, – обиделась Нина. – Я старалась, материалы искала. И так уж года два не виделись, ты теперь опять пропадешь…

– Даю слово! – твердо сказала Надежда. – Я тебя когда-нибудь обманывала?

– Нет. – Нине пришлось согласиться с очевидным. – Так что жду с нетерпением подробного рассказа о смерти Ларисы Гусаровой. Мои театралы умрут от зависти, что я такое раньше всех узнаю!

Надежда Николаевна позвонила мне как-то вечером и поинтересовалась, что нового. У меня было все по-старому, ничего не изменилось.

– Зато у меня куча новостей, – захлебывалась Надежда. – Кактус оказался чудесным цветком, он вывел меня к цели. Сейчас по телефону скажу тебе только одно: все это правда, фотография сделана с натуры. Действительно, существует такой дом, и в нем жила женщина, которая пять лет назад выбросилась из окна. Это официально так считается, что самоубийство. А на самом деле, как я выяснила, что и женщина не совсем та, и вовсе это не самоубийство.

– Это и так на фотографии видно, – поддакнула я.

– Отсюда следует, что фотография эта очень важная, это доказательство преступления. И тому, кто за ней охотится, она очень нужна. Значит, так. Я тут еще немного поразведаю и потом заеду к тетке, подробно все расскажу. А ты, Маша, будь осторожна, потому что дело серьезное… Этот тип так просто от тебя не отстанет.

И буквально на следующий день позвонила свекровь. Она звонила мне редко, во-первых, потому что ей было стыдно за своего сына, а во-вторых, я тоже разговаривала с ней не слишком любезно. На этот раз все обошлось без взаимных колкостей, свекровь сразу же сказала, что звонит по делу.

– Маша, тут ко мне заходил один молодой человек. – И она замолчала на половине предложения, такая уж у нее была манера разговаривать по телефону.

Я тоже молчала, потому что торопиться мне было некуда. На улице шел дождь, Лешка занимался у себя в комнате, вырезал из картона красивый средневековый замок, который подарила ему Надежда Николаевна. Мы с ним позавтракали оладьями с малиновым вареньем, и я даже позволила себе чашечку слабого кофе.

– Так вот, этот молодой человек, он не то внук, не то внучатый племянник Ольги Павловны…

– И что? – не выдержала я. – Что вы с этим ко мне-то?

– Ты ведь помнишь Ольгу Павловну? – продолжала свекровь, не смущаясь. – Она приходила к бабе Варе еще раньше, когда вы у нас жили.

Действительно, я вспомнила миниатюрную старушку с седыми кудряшками и кукольным личиком. Оленька, как называла ее баба Варя, была ее старинной подругой, тоже из цирковых, наездница. То есть это раньше она была наездницей, а потом заведовала в цирке реквизитом. Она была моложе бабы Вари лет на десять, но в их возрасте, утверждала баба Варя, это уже не мешает.

– И он сообщил нам ужасную вещь, – гнула свое свекровь, – оказывается, Ольга Павловна умерла.

Я быстро прикинула в уме: баба Варя умерла пять лет назад, в возрасте восьмидесяти девяти лет лет, немного не дожила до девяноста. Значит, сейчас ей могло бы быть девяносто четыре, а Ольга Павловна моложе ее на десять лет, стало быть, она умерла в восемьдесят четыре года. Не понимаю, что тут такого ужасного? Но со свекровью лучше помалкивать, а то она отвлечется и вообще никогда не закончит разговор.

– Ольга Павловна умерла два месяца назад, а теперь звонят из Музея циркового искусства, они там организуют временную выставку «Ленинградский цирк сороковых годов» и просят принести фотографии или афиши. А у них, представляешь, какое несчастье, весь бабушкин архив был на даче, и она сгорела…

– Давно? – холодно поинтересовалась я. – Давно дача сгорела?

– Я не знаю, – растерялась свекровь и, видимо, оттого, что я сбила ее с мысли, она мобилизовалась и закончила разговор: – А у тебя ведь есть альбом, который ты взяла после смерти бабы Вари, и там должны быть фотографии Ольги Красовской. В общем, я дала ему твой телефон.

– Ну спасибо, – от души поблагодарила я.