Перстень Калиостро

На те слова я учтиво ей поклонился и ответил, что батюшка ее вполне здоров, хотя и преисполнен обиды на неблагодарную дочь свою и скорби о ее судьбе. После таких моих слов Франческа горько зарыдала, после же отерла слезы и вымолвила, что раскаивается в недобром своем поступке и едет сейчас к Его Святейшеству в Рим, дабы покаяться в грехах своих и замолить их перед скорой своей смертью, ибо тяжко больна и не чает прожить более месяца. Я предложил себя в спутники бедной Франческе. Так ехали мы некоторое время, и уже перед самым Римом Франческа подозвала меня к носилкам и сказала, что ночью привиделся ей сон, и будто бы в том сне некий знатный иностранец явился ей и указал на перстень, мною ей подаренный. И поразмыслив, поняла помянутая Франческа, что надобно ей перстень сейчас в руки мои обратно отдать, ибо таков был смысл ее сна, а жить ей осталось недолго.

Я учтиво ей поклонился и ответил, что если такова ее воля, то не смею я противиться, и принял перстень из рук ее. Как добрались мы благополучно до Рима, то принял меня там Его Святейшество ласково и осыпал своими милостями, оную же Франческу не случилось мне больше видеть.

Несколько погодя шел я близ замка Святого Ангела, и вдруг выбежали откуда-то пятеро головорезов и приступили со своими шпагами и кинжалами, имея намерение непременно лишить меня жизни. Не знаю уж, кто из врагов моих нанял тех людей, а врагов тех нажил я немало. Помянутые головорезы теснили меня и окружали, и я, хоть бился, как лев, почувствовал, что смерть моя близка. Как вдруг появился некий доблестный кавалер и начал врагам моим наносить могучие удары. Я воспрянул духом, и вдвоем погнали мы убийц к мосту через Тибр, и они, почувствовав, что сила на нашей стороне, трусливо скрылись. Я же подошел к своему спасителю и поклонился и благодарил его сердечно. Присмотревшись же к нему, увидел я, что это старый мой знакомый, иностранный граф, что подарил мне во Флоренции камень для перстня, который задумал я в то время. Несказанно обрадовавшись, я графа того снова и пуще прежнего поблагодарил и, рассказав, какая с тем камнем приключилась история, достал перстень и графу его показал. Граф стал перстень мой разглядывать, не скрывая восторга перед тонкой и искусной работой моей. Глаза его сияли от восхищения, и заметил я случайно, что глаза у графа оного как бы случайно цвет свой иногда меняют: только что были они голубыми, а стали вдруг зелеными, как камень смарагд.

Видя непритворный графа того восторг и зная, какую услугу он оказал мне, спасая от тех головорезов, не удержался я и молвил: „Коли, мессер граф, так нравится вам ничтожная работа моя, позвольте этот перстенек подарить вам в знак нашей дружбы“. И сказавши это, я тут же о словах своих пожалел, ибо самому мне перстень тот страсть как нравился, но сказанное слово – что выпущенная стрела, в колчан не воротится. И я протянул графу тот перстень и сердечно просил принять его. Граф же меня от всего сердца поблагодарил и просил помнить его и считать вечным своим другом. Так мы и расстались, и более встретить того графа мне в жизни не довелось…»

– Боже мой! – воскликнула я. – Неужели вы серьезно думаете, что тот человек – граф Калиостро?

– А что еще ты прикажешь думать? – агрессивно ответила Надежда. – Простите, говорит, Надежда Николаевна, не волнуйтесь, все будет в порядке. Ни о чем, говорит, не беспокойтесь, все спасутся. Откуда он узнал?

– Да может, он просто так, лапшу вам на уши вешал! – в сердцах воскликнула я. – Ведь Лешку-то на самом деле не похищали.

– Правильно, куда еще супругам Гусевым было с ребенком возиться! Просто сделали так, чтобы свекрови твоей стало плохо, кольнули чем-то незаметно, много ли пожилой женщине надо! Ее – в больницу, ребенка – с ней, куда же маленького пустишь. А свекор разнервничался: как это, к обеду не вернулись! И тебя с толку сбил! Так вот откуда он узнал, что с ребенком все в порядке?

– А какое вообще отношение он имеет к квартире на Шпалерной? Кто ему Саша? И кто ему я?

– Можно только предположить, что он заботится о владельцах перстня, как тебе и обещала баба Варя, и устраивает их судьбу.

– И при чем тут Саша? – в запальчивости завопила я.

– Возможно, этот самый граф думает, что ваши судьбы как-то связаны, – уклончиво ответила Надежда.

– Да, но, может, вы забыли, что перстня-то у меня больше нет? Так что ваш граф напрасно старается.

Тут Лешка издал какой-то странный звук. Я перевела взгляд на своего сына и насторожилась. Он смущенно ерзал на стуле и отводил глаза в сторону.

– Алексей! – Я достаточно хорошо разбираюсь в его мимике, чтобы заподозрить неладное. – Что происходит?

Лешка увлекся созерцанием пятна на потолке и заболтал ногой.

– Немедленно говори, в чем дело!

– А ты не будешь ругаться? – робко осведомился Лешка.

– Буду! – твердо пообещала я, но тут же обняла его и поцеловала: – Что ты, маленький, конечно не буду.

– Это насчет перстня. – Я с трудом поймала его ускользающий взгляд.

– Да, насчет перстня. Ты разболтал о нем постороннему человеку, и теперь его у нас больше нет.