Перстень на пальце

— Отец однажды сказал мне, — после некоторого молчания проговорила Латаева, видно было, что она старательно подбирает слова для ответа. — Когда я умру, похорони меня с почтением и почетом. Я обязана была выполнить его просьбу. Кромсать мертвое тело скальпелем это верх непочтительности.

Утверждение было спорным, но имело право на существование.

— Вам известно, чем занимался ваш отец? — задал новый вопрос оперативник.

— Мне это было неинтересно, — сказала вдова.

— Нам стало известно, что смерть вашего мужа произошла не без участия вашего отца. К сожалению, мы не успели спросить об этом его самого, — выговорил Акламин, это была уловка, никаких конкретных данных у Аристарха не было, он хотел таким манером подтолкнуть вдову к откровению.

Та сделала вид, что задумалась. Впрочем, она не делала вида, она действительно ломала голову, как повести себя в этих обстоятельствах? Тем более что явного вопроса к ней в словах оперативника не было. Подтвердить не могла, отрицать — тоже. Потому что неясно, чего ждать от полицейских дальше. Сказала уклончиво:

— Как знать? Но отец недолюбливал моего мужа, — и следом сама спросила. — А какое теперь это имеет значение?

— Имеет, потому что мы расследуем убийство! — строго произнес Аристарх. — Если у вас есть какие-нибудь соображения на этот счет, прошу поделиться ими. — Замечая, как она старается сохранить невозмутимость, он неожиданно ошеломил ее. — Может быть, вы кого-нибудь боитесь? Например, того, кто был возле вас во время похорон? — Акламин не назвал его Перстнем, ибо его имя или кличка могли быть другими, и на самом деле он мог оказаться совсем не тем, кого опера предполагали выявить в нем.

— Около меня многие были, — расширив глаза, обронила вдова.

— Вот его, — Аристарх достал из кармана снимок и показал Латаевой.

— Почему я должна его бояться? — сделав удивленным лицо, спросила она и, в свою очередь, ошарашила оперативников. — Это мой дядя по маме.

— Да, конечно, — подтвердил Аристарх, будто знал об этом, не показав вида, что немало озадачен. — Только мы полагаем, что вы должны его опасаться! — продолжил он, как будто знал нечто большее, что неизвестно ей.

Она замерла. Первая мысль была, что за вздор опасаться дядю? Вторая, что-то недоговаривает полицейский. Исподволь в ней завозился страх. Ведь дядя из одной колоды с отцом. И полицейским, несомненно, об этом известно. Впрочем, после отца именно она должна занять место в той же колоде. Выжить в ней можно только королем или тузом. Для этого ей еще надо набраться опыта. Что она и намеревалась сделать. А сейчас пока любой, в том числе дядя, может сбить ее на взлете, чтобы вместо нее занять положение ее отца. Этого допускать было нельзя. С самого начала следовало взять быка за рога. Не откладывать на потом. Без оглядки убирать с пути все преграды. Только сама должна сделать себя. А потому придется не смотреть на родственные связи. И она заговорила, но так, чтобы у полиции не было никаких сомнений в ее непричастности к смерти отца. А дядя. Ну что дядя. Он и без того ходит по острой кромке. Выкарабкается. У него опыт на пятерых.

— Возможно, ваше предостережение имеет под собой почву, — сказала она, собирая над переносицей морщинки, делая вид, что погружается в раздумье. — Мой отец и дядя не любили друг друга. Всякая встреча, происходившая между ними, заканчивалась громким скандалом. Накануне отец куда-то ездил, с кем-то встречался. Я не знаю, с кем. Может быть, с дядей. Я не спрашивала, а он не говорил. Вернулся домой злым, взвинченным и встревоженным. Я боялась подойти к нему, — она тонко подводила к тому, что дядя вполне мог быть убийцей. Додумывают пусть полицейские. Кажется, ей представился случай начать расчищать поле чужими руками. Так чего же не воспользоваться? При этом она не называла ни одного имени, чтобы потом никто не мог уличить ее в оговоре.

Слушая ее, Акламин ловил себя на мысли, что все явственнее чувствует фальшь в ответах. Как бывает на сцене, когда играет начинающий актер. Слишком сильно старалась, чтобы ей поверили. Но Аристарх не перебивал, дал возможность выговориться, а затем снова оглоушил, используя свою уловку, как будто выдавал неопровержимый факт:

— Нам так же известно, что вашим отцом совершено похищение молодой женщины, Ольги Корозовой! Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?

В ушах у вдовы даже зазвенело от вопроса. Никак не ожидала. Что еще могут выкатить эти полицейские? Пришли выяснить о муже, а сами копнули не только под отца, но под дядю и даже под нее. Она не смогла скрыть внезапную растерянность. И от этого еще больше напугалась. Заметно была подавлена. Надо было как-то обелить себя. Просто умолчать нельзя, как и нельзя сказать, что ей ничего не известно. Ведь дядя собирается вернуть Ольгу ее мужу. Стало быть, полицейским от Корозовой скоро станет ясно, что она солгала. И они снова придут к ней. Нет, пусть простит дядя, но у нее один выход, придется все рассказать. Правда, с поправками в свою пользу. Она кивнула: