Перстень с поля Куликова... Хроники шести судеб [2-е изд., доп.]

Кабинет. Стол с телефоном, письменный прибор с пресс-папье и стаканчиком для карандашей — два-три простых, синий, красный, на краю обычная, ширпотребовской модели настольная лампа. Еще стол — для заседаний. На стенах два портрета, плакат и какие-то деловые графики, диаграммы с показателями. Воздух в кабинете чист — Клочков никогда в своей жизни не курил.

Утро. Заботы, заботы… И хорошо, если слетались и стекались они не тревожные, а преисполненные насущным делом: информацией сотрудников, рассмотрением всяких разных текущих или на будущее, как говорится, перспективных бумаг — планы, бюджет, заявки и отказы на них (и так бывает!), акты, сметы и ведомости, отчеты, письма в общепит и письма за его подписью из общепита, директивы из вышестоящих организаций… Заходят люди. Он никогда не менял раз и навсегда установленного порядка: утром — оперативка.

На перекидном календарике строчки, напоминающие, что дальше сегодня надо сделать. Вызывают в горком, позвонить в горсовет, съездить по «точкам» (это столовые, рестораны, буфеты), подготовить документ, подготовиться к командировке в Саратов («выбивать» фонды, просить, требовать, но вполне возможно, что и получить замечания по отчету), прием посетителей (сколько справедливого, хотя и не всегда приятного выслушаешь, но сколько и никчемных жалобщиков)… И вечер расписан: опять плановые, но лучше, если внезапные, чтоб не ждали там начальства, посещения ресторана или столовых. Говорят, что поначалу пытались соблазнять во время вечерних обходов: выпивкой ли, бесплатным угощением…

В том самом календарике, где записывал для памяти самому себе задания, значилось — встретиться, переговорить с секретарем парторганизации, с комсоргом, с предпрофкома. С общественными организациями работал сообща. На них опора и тогда, когда лишь начинал тащить общепит из отстающих, и сейчас, когда дела пошли успешно.

Из воспоминаний И. А. Гостева:

«Несмотря на большую занятость по службе, Василий Клочков принимал активное участие в партийной и общественной работе. На собраниях он выступал с деловыми предложениями, аккуратно выполнял все поручения, которые на него возлагались».

Десять месяцев стоял В. Г. Клочков у руля своего многотрудного хозяйства. Выправил положение, пришел успех, пришел и настоящий в городе и у областного начальства авторитет. И его биография пополнилась новой записью.

Вновь дорога. Сложившимся человеком уезжает он из Вольска. Ему он отдал пять своих ярких и самозабвенно насыщенных лет. Чисто и честно, энергично прожиты эти годы.

Вольск обогатил его. В равной степени он отдал Вольску всего себя.

На второй неделе октября 1940 года Василий Георгиевич Клочков, жена и Эля усаживались в поезд дальнего следования.

В один из этих дней, а именно 9 октября, дневник Гальдера пополнился новой записью: «Рёрихт доложил о ходе боевой подготовки командиров батальонов и танковых дивизий…»

Учеба в торговом институте будущего политрука и боевая учеба офицеров-танкистов, в числе которых, вполне возможно, были и те, кто никак не ожидал, что им выпадет доля погибнуть под Дубосековом под огнем героев-панфиловцев.

Но и Клочков едва ли мог предположить, что сюда, на родные ему земли, никогда уже более не вернется.

Пройдет всего чуть больше года, и он начнет свой легендарный у Дубосекова бой за судьбы Москвы. Защищая всю свою необъятную Родину, он защищал и Вольск. План «Барбаросса», этот зловещий замысел уничтожения нашей страны, обозначил даже небольшой волжский городок, в имени которого столь явственно, как мне отчего-то кажется, читается «воля». Он стоял на самой кромке линии, проведенной по фашистским картам для новых, взлелеянных в бредовых мечтах границ рейха, которая должна была бы идти от Архангельска до Волги.

Из отступлений в прошлое и будущее, как эпилог

Немало уже узналось о становлении и возмужании будущего политрука. Но никак не расстаться с ним. Есть еще некоторые важные дополнения к его портрету…

Из рассказов сестры Таисии о жизни Клочкова на Алтае: «Однажды так для нашей мамы все сгустилось мрачнее мрачного, что совсем руки опустились. Пришла домой, присела и давай плакать… На стол нечего собрать, нечем накормить детей-то. А Вася, других дома не оказалось, стал успокаивать ее. „Только, — говорит, — не плакать. Я уже заметил, что тут недалеко лоза растет. Буду плести корзины и продавать“. И верно, научился постепенно и наплел хороших корзин. Лозу очистит, а когда сплетет, подкрасит корзинку — смотреть любо. Меняли их на просо и картошку».

Из рассказов алтайских друзей В. Г. Клочкова: «Нам, комсомольцам, коммунисты очень доверяли. Это потому, что молодой Советской власти, как думаю, нужна была крепкая опора. Вот мы все и старались. Понимали, что без комсомольцев не обойтись…»