Перстень Тамерлана

Иван напился, поблагодарил:

– Кто ты, доброе создание?

– Сын царевича Бек-Ярыка! – уходя, ответил ребенок.

Раничев только присвистнул – Тимур пленил все семейство оглана. Значит… Интересно, какой сейчас день? Пал ли уже защищаемый огланом Елец? Наверное – пал. Значит, уже восьмое июля. Восьмое июля тысяча триста девяносто пятого года. Бред какой-то! Сейчас бы заснуть, опустившись на траву под телегой, и открыть глаза… у себя дома, на широком диване. Покачать головой – ну и кошмар же приснился. Включить «Лед Зеппелин», вытащить из холодильника пиво, а если и нет, так сходить к ларькам… заодно купив пачку «Честерфилда». Закурить, не спеша выпуская дым…

– Они взяли Елец.

Иван вздрогнул, увидав перед собой Салима. Тот был необычно бледен и тяжело дышал – видно, нелегко дались ему последние дни.

– Прости, я считал тебя соглядатаем Хромца. – Салим уселся рядом, насколько позволял аркан. – Теперь вижу, что ошибался.

– Неужели? – усмехнулся Иван. – Откуда ты знаешь про Елец?

– Сказала ханум. Жена Бек-Ярык-оглана.

– А, так их везут в плен к Тимуру?

– Вовсе нет. – Салим покачал головой и чему-то улыбнулся. – Бек-Ярык-оглан – верный и отважный воин, пожалуй, самый лучший в улусе Джучи. Он тигром бился, защищая Елец, но, увы, победить так и не смог и с достоинством отступил. А его попавшую в плен семью амер Тамир велел отправить следом за ним, в русские земли, в знак признания воинских заслуг оглана. А воины лишь следят, чтобы семью Бек-Ярыка никто в пути не обидел.

– Однако. – Раничев покачал головой. Эту историю он слышал, еще работая в музее, правда, мало верил в подобное благородство.

Отдых продлился до вечера – видно теперь, после взятия Ельца, гулямам некуда больше было спешить. Эмир Тимур – амер Тамир, как его называл Салим – еще не решил, в какую сторону преследовать Бек-Ярыка и его сюзерена, неверного хана Тохтамыша.

«А ведь, похоже, эмир скоро сожжет Угрюмов», – вспомнил вдруг Раничев. Он даже точно знал дату – через пять дней после падения Ельца. Пять дней… Однако.

– Ты иногда называешь Хромца – амер Тамир? – Он повернулся к Салиму. – Это совсем не по-русски. Постой… Ты как-то говорил, что Тимур разрушил твой город. Как давно это было?

– Шесть лет.

– И на месте города он велел засеять ячмень?

– Да. А ты откуда знаешь?

– Ургенч, – тихо, скорее про себя, произнес Раничев. – Ургенч.

Салим вздрогнул и отвернулся, глотая набежавшие слезы.

Заночевали здесь же. На ночь пленников крепко-накрепко связали и оставили под надзором постоянно сменявшихся стражей – гулямы вовсе не собирались лишаться добычи. Утром простились с охранниками семьи Бек-Ярыка и неспешно повернули к югу, дожидаясь встречи с победоносным войском эмира Османа – лучшего из полководцев Тимура. Они стали веселы и беспечны – все вокруг, степи, овраги, рощицы – это была уже их земля, завоеванная неисчислимыми полчищами сотрясателей вселенной. Возникшие впереди воины были встречены радостными воплями. А те скакали молча, лишь передний закрутил над головой саблей… Привычный знак. Только сабля какая-то прямая. Не сабля, а меч. И щиты… красные, круглые… Никакие это не гулямы! Наши, родные, русские!

– Падайте в траву, парни! – успел крикнуть Иван, ныряя головой в сторону, чувствуя, как напрягшийся аркан рванул руки. В голове потемнело от боли, лишь на миг… Потом ременная петля ослабла. Вокруг послышалось конское ржание, звон мечей и крики. Музыка боя.

Русских оказалось много, раза в три больше, чем гулямов, и они весьма неплохо воспользовались своим превосходством – по крайней мере, половина из воинов Тимура уже корчились на траве с пробитыми черепами, и поделом – нечего расслабляться, опасная привычка для воина.

Остальные сопротивлялись упорно. Бились – любо-дорого было смотреть. Клинки мечей и сабель, сшибаясь, высекали искры, начальник гулямов сражался сразу с тремя: одного он вышиб из седла, притворно пригнувшись, второго достал-таки саблей, в третьего метнул привязанное к луке седла копье… К нему скакали уже и четвертый, и пятый… Гулям не стал их дожидаться, повернул коня и помчался прочь по степи настильной приемистой рысью. Двое других оставшихся в живых воинов последовали его примеру. Одного удалось достать стрелою, а двое унеслись, растворясь в бескрайних степях половецкого поля. Половцы-кыпчаки, как не к месту вспомнил Иван, и составляли большую часть населения Орды.

– Бог в помощь, ратнички! – поднялся из травы Ефим Гудок. – Ослобонили нас из полона лютого, поганого. Век будем за вас Бога молить.

– Ну, век, похоже, не придется. – Начальник воинов – толстый и дородный, такой, что под ним едва не прогибался конь, – снял с головы шлем с закрывавшим лицо забралом-«харей» и кольчужной сеткой-бармицей.

– Вот те на… – растерянно протянул Ефим, узнав в воине угрюмовского воеводу Панфила Чогу!

– Все-таки достали мы вас. – Воевода удивленно разглядывал пленников. – По чести сказать, и не думали даже.