Перстень Царя Соломона

Но тут мне в голову стрельнула очередная блажь. Вспомнилось, что у всех порядочных мужиков перед сва­дьбой бывает мальчишник. Давай-ка и я его себе устрою, только не такой простенький, в виде холостяцкого вечер­него загула, плавно переходящего в ночную попойку. Нет уж. Все-таки мне уже почти тридцать, так что нужно нечто посерьезнее. Уж прощаться так прощаться, и в первую очередь игриво помахать ручкой не своей славной моло­дости, а далекой наивной юности, то бишь съезжу-ка я в Ряжск. Конечно, как сказал поэт, иных уж нет, а те далече, и вообще все разбрелись кто куда, но многих отыскать еще можно. Одни осели в Рязани, другие подались в Москву, причем в изрядном количестве, к тому же в основном все поезда как раз туда и следуют.

Сказано — сделано, и уже спустя пять дней я оказался в столице моей по-прежнему необъятной, хотя и слегка скукожившейся родины. И вот тут-то все началось. Рва­нул к Генке Игнатову, а он, как сказали соседи, укатил в Чечню, а его жена Татьяна, тоже наша одноклассница, вместе с детьми подалась в Ряжск. Правда, заверили, что со дня на день должен прикатить, давно уже там воюет, но толку — сейчас-то его нет.

Дернулся было по другому адресу, к Мишке Макшанцеву — светоч нашего класса, контрольные по математике успевал за урок решить сразу в двух вариантах, чтоб выру­чить и вторую половину страждущих,— а он переехал, и новый адрес неизвестен.

Оставался последний, Валерка, но у него был все время занят телефон. Ну, думаю, все равно тебя достану, поско­льку служит он в журнале «На боевом посту», а как туда добраться, я знал, но... опоздал. Хорошо хоть, что журнал этот военный, центральное издание внутренних войск страны, так что на входе оставался дежурный солдатик. Он-то мне и подсказал адресок, где проживает этот лобот­ряс. Оказывается, в Реутове, то есть пилить и пилить.

Только я вернулся обратно к метро, только спустился по эскалатору, подошел к платформе, как вдруг, откуда ни возьмись, из-под нее выныривает мужичок. Оглянулся эдак воровато по сторонам и прыг на платформу.

Я не удержался и уважительно заметил:

— Силен ты, мужик. Я бы ни за что не рискнул.

Он в ответ только палец к губам прижал, мол, помалки­вай, парень, шасть в сторону, но на втором шаге резко притормозил, повернулся ко мне и удивленно так тянет:

—  Костюха, ты ли это?

— Я,— говорю,— а то кто же еще.— А сам думаю, отку­да он меня знает и почему мне самому его лицо так знако­мо.

— Не узнал? — говорит.— Андрей я, Голочалов. Ряжск вспомни. Ты перед Ленкой Новолокиной сидел, а я спра­ва, там, где Вовка Куркин с Юркой Степиным.

Тут только меня и осенило, кто он такой. Изменился, конечно, сильно. Похудел еще больше, да и волос на голо­ве поубавилось, а с морщинами на лице как раз наобо­рот — проявились. По всему видно, что ведет суровую жизнь честного труженика-пролетария в гнусных капита­листических джунглях столицы. Ну а когда выяснилось, что он живет поблизости, то вопрос о Реутове отпал как-то само собой. Чего, спрашивается, переться в такую даль, если сегодня можно как следует посидеть с Андреем, а зав­тра поутру или в обед домчаться к Валерке на работу. Сло­вом, ввалились мы в его холостяцкую квартиру и присту­пили к обмыванию встречи.

По ходу выяснилось, чего он делал под платформой. Оказывается, он и спелеолог и диггер. Хобби у человека такое, тем более Москва для диггеров — это все равно что Мекка для мусульман. У тех, куда ни глянь,— сплошные святыни, а у диггеров — подземелья, причем разнообраз­ные, от современных до самых что ни на есть старинных, которые черт знает когда строили.

В заброшенных подвалах и разных коллекторах с теп­лотрассами много, конечно, не поимеешь. Но стоит до­браться до многочисленных убежищ Сухаревки и Хитровки, до потайных ходов из трактиров, как тут уже страсть к исследованию начинает вознаграждать любознательного диггера. Перепадает немного и не часто, но тем не менее на жизнь хватает...

А потом человек незаметно для себя превращается в спелеолога, потому что перед ним то и дело открываются русла давно высохших рек, карстовые полости, неведо­мые пещеры с глубокими провалами, а они зачастую приводят к старинным подземным ходам и древним ка­меноломням, которым по четыреста и пятьсот лет, вновь заставляя спелеолога менять свое звание на диггера.

Впрочем, Андрей не зацикливался на одной Москве, успев добраться и до других городов. Про Подмосковье вообще молчу — облазил все, включая вояжи в соседние области. Но он же вдобавок исколесил чуть ли не всю страну. Карелия и Урал, Кавказ и Байкал — куда только не мотался. Воистину страсть — великое дело. Мне даже за­видно стало. Так, самую малость. Молодец парень. Насы­щенной жизнью живет, не то что некоторые вроде меня.

Когда мы уже изрядно подвыпили, он начал расска­зывать, где побывал, какие находки из-за нужды сдавал в антиквариат, когда сидел без добычи, — заслушаться мож­но. Если б я брал интервью, попросил бы у редактора не меньше двух полос^[1], да и то не знаю, уложился бы или нет.