Перстень царицы Ульяны (СИ)

- Благодарствую, хозяюшка, - чинно кивнул Фома и уселся рядом со мной на лавку. Он немного моложе меня, и мы быстро сдружились – буквально в первые дни моего пребывания здесь. Однажды, надеюсь, мне удастся добиться, чтобы Горох перевёл всю его сотню в подчинение милиции – ребята и так преимущественно занимаются тем, что помогают нам в расследованиях. А то ну просто неудобно как-то, вроде стрельцы государевы, а на подворье царском дай Бог чтоб раз в неделю появлялись, всё время по нашим поручениям пропадают.

Бабка налила ещё одну чашку чая и придвинула её сотнику.

- Что нового в городе слышно, Фома Силыч?

- Да так-то вроде ничего особенного. А вот только, слыхали поди, у шорника Егорова кто-то вчера утром забор словами неприличными исписал?

- Да ладно? – фыркнул я. Во всех мирах одно и то же, в моём вон эта наскальная живопись никогда себя не изживёт, по ходу. – Это какими же?

- Никита Иванович, как можно! – сотник покосился на бабку. Я устыдился.

- И правда. Простите, бабушка.

- Да ты съезди, посмотри, - подковырнула та. – Авось для себя чего нового почерпнёшь.

- И зачем мне? Митьку за провинности ругать?

- Да хоть бы и так, - хохотнула бабка.

- Так я лучше у дьяка Филимона пару уроков возьму, он у нас в этом деле неподражаемых высот достиг. Ладно, не отвлекайтесь. Фома, ещё есть что?

- У Терентьевых дочка замуж сбежала, ну так это не по нашей части. Если б они не знали, куда, тогда мы бы в розыск объявили, а так…

- А они знают?

- А то. Они и жениха её знают, токмо не признают его, бедный он. С пограничных застав вернулся парень.

- А чего это пограничник – и бедный? – не понял я. – Они ж получают, как дай Бог нам с вами. Горох говорит, скучно там в мирное время, но на заработок вроде никто не жаловался, государь не обижает. Он же завидным женихом должен быть.

- То-то и оно, что должен, - развёл руками Фома. – А только ехал парень из гарнизона домой, встретил нищего убогого – да по доброте душевной весь заработок ему и отдал.

- За несколько лет?! – хором ахнули мы с Ягой. Срок службы у пограничников – лет пять, не меньше. Да он как минимум на дом скопил за это время. Бабка аж руками всплеснула: как так-то? Нет, безусловно, нужно помогать, но не себе в убыток!

- Похоже на то, - кивнул Фома. – Степаном его звать, Степан Замахаев. Так вот приехал наш Стёпа в Лукошкино с пустыми карманами – максимум на бутылку хватило. У него на окраине дом остался от родителей, аккурат возле городской стены. Вот там и живёт. Будет, думаю, в патруль устраиваться. А может, к кузнецу в подмастерья, вроде батя его, покойник, научил чему-то в своё время. Но дело-то не в этом. Лиза, невеста его, из купеческих будет – Терентьевы вот уж поколений пять как тканями торгуют. Отец её – бывший компаньон Фёдор Борисыча, помнишь его?

Как не помнить. Аксёнов Фёдор Борисович отметился в нашем деле о Чёрной мессе. Человек он честный, насколько это в принципе возможно в торговле, следствию помогал исправно. Ничего плохого я о нём сказать не мог.

- Вот Фёдор Борисыч Лизу-то и крестил по рождении. Одна у Терентьевых дочь… ну, в смысле, два сына ещё есть, но дочь – одна, в ней души не чаяли. А тут такое.

- Подожди, так она этого Степана вот только недавно увидела, что ли? – не понял я. Не знаю, почему меня так захватила эта история. То ли мне так не хотелось ехать смотреть на похабщину на егоровском заборе, то ли просто от скуки. Ведь дело-то не по милицейской части.

- Почему недавно? Ждала она его, как на границу уехал – так и ждала, верность в девичестве соблюдая. И вроде отец даже не сильно против был, потому как вернётся он с накоплениями, хозяйство поставят и жить будут. А оно вон как.

- То есть без денег он им не зять. Классика, - вздохнул я. Мне стало жаль незнакомого парня. Хотя, по правде сказать, поступил он крайне неразумно, отдавая всё отложенное на семейную жизнь какому-то бродяге. Можно ж было, ну не знаю… ну половину хотя бы.

- Точно. Пусть сами разбираются, не милицейское это дело, я думаю.

- Бабуль, а колдовства там не могло быть? – я повернулся к бабке. – Нищий этот, вдруг он парня загипнотизировал? В моё время так цыгане делали. Подойдёт к тебе такой, скажет что-то – и ты сам с себя золото снимаешь и кошелёк ему отдаёшь. Внушаемые люди, говорят, на раз попадаются.

- Цыгане, милок, - они в любое время так делают, они и у нас на базаре этим промышляют. Вот тока слова-то ты какие замудрёные говоришь, загип… что? Они смотрят по-особому – и всё. А насчёт колдовства… да не знаю, а надо ли оно нам? Фома прав, сами пусть разбираются. Негоже милиции в семью молодую лезть. Ежели чего – девка та сама прибежит, тогда и поможем. Все ли новости-то, Фома?

- Ещё одна есть, но дюже странная. Даже не знаю, рассказывать ли.

- Давай, не томи, раз уж начал, - я подлил сотнику чаю. Фома благодарно кивнул. За окнами окончательно рассвело, птицы заливались слаженным многоголосьем. Хорошо всё-таки! Тем более здесь, в Лукошкине, где близость природы ощущается как-то особенно остро.

- Ладно, так и быть. Но очень странная, сразу говорю.

- Фома! – хором гаркнули мы с Ягой.