Перун. Избранник богов

– Послушайте, не всё от меня зависит. Ваш муж у нас в отделении уже два месяца. Боролись за него столько, сколько могли. Но в этой койке нуждаются пациенты. Которым возможно повезет больше. Согласно протокола мы должны перевести вашего мужа в травматологию по адресу прописки.

– В эту шарагу?! Вы же понимаете, что он не протянет там и дня, с нашими то рукожопыми коновалами!

– Не выражайтесь. Я вас понимаю, но и сделать ничего не могу. И вообще вы попросились в отделение чтобы пообщаться с мужем. Вот и общайтесь! А мне некогда с вами дискуссии разводить! Меня пациенты ждут. Тем более что вопрос уже решён. С руководством вашей местной поликлиники согласованно. В обед будет машина. Сан авиация доставит вашего мужа в целости и сохранности. Могли бы и спасибо сказать за то, что я за вас похлопотал! Знаете, как сейчас сложно машину выпросить!

Донёсся звук удаляющихся, шаркающих шагов. Некоторое время была лишь тишина, где-то вдали слышались тихие всхлипы. На лицо капнуло что—то мокрое и горячее. Тьма снова навалилась на сознание. Где—то вдалеке послышался слабый голосок:

– Любимый…. Если ты меня слышишь…. То знай, что….

Очнулся хлопец от назойливых мужских голосов. Как только отрыл глаза сразу же заныла ушибленная поясница. Приложив усилия перевернулся и сел на ушибленное место пониже спины.

На дне глубокой ямы рядом с ним находились братья мельники. У противоположной отвесно стены сидели трое. Широкоплечий светлобородый мужик, в котором он признал кузница. Чуть поодаль в углу сидела дородная баба с маленькой девочкой. Всех этих людей он видел в Рубежном в ту самую кошмарную ночь.

Женщина посматривала на наго с опаской, прижимая к себе дочь. Братислав и кузнец вели разговор как ни в чём не бывало. Будто встретились односельчане не на дне ямы, в плену разбойников. А на ежегодной городской ярмарке.

– Слышь Братислав, вы как из Рубежного уйти смогли?

– Пошли вдоль берега, а дальше на лодке.

– Повезло… Я с Глашей к лесу было бросился, когда вдруг сосны как бура вспыхнули! Тогда мы вдоль поля, к тракту. А там уж нас и повязали.

– А где все остальные? Видел ещё хоть кого-то?

– Не знаю…. – Мрачно произнёс кузнец. – Кузня моя одна из первых вспыхнула. А когда по селу начали умертвия рыскать я уже семью вывел. Вернулся было за добром, когда тут такое началось! До сих пор в страх кидает…. За мной ведь много людей к лесу бежало. И кожевенник с семьёй, Мирогрев с сестрой, – кузнец принялся загибать пальцы, двигая складками на лбу, – и ещё с пяток семей. Да только вот как черный туман в долину пошёл все будто сквозь землю провалились. Сам едва ноги успел унести, благо что первым делом своих вывел.

– Тут хоть кормят? – С унылым видом встрял в разговор Буян.

– Кормят. – Кивнул кузнец. – Подымут и еще накормят. Вот погоди, на днях приедут работорговцы. Закуют нас в цепи и поедем мы с тобою на рудники. Там от пуза наедимся!

– А не ты ли однокрылому цепи ковал?! – Теряя самообладание заорал Буян.

Поднявшийся во весь рост Братислав. Не спеша, с хрустом расправил затёкшие плечи. Повернувшись к брату приказал:

– Уйми гнев братец. Не хватало нам ещё между собою передраться.

Наверху донесся грохот битой посуды, а затем и грубый хохот. Со дна ямы стало видно зарево кострища. Дюжина разбойников будто по команде затянула песнь:

Не леса шумят,

Не дубровушка

Разыгралась волюшка

Атаманская,

Всё—то братская.

Все ли мы – братцы,

Все ли мы – родные,

Чей-то хриплый, будто прожжённый дымом пожарищ голос, присоединился к пению. Коверкая и фальшивя песня разбойников эхом отзывалась от стен ямы:

Однокровные!

Спородила нас

Ночка темная,

Сосватала нас

Дубинушка матушка;

У нас сватушка

– Кистень—батюшка,

А свахонька наша

–Клинок вострый.

– Эй доходяги! – Послышался грубый голос откуда-то сверху. – Который из вас Перун?!

В яме повисло молчание. Через короткий промежуток времени на головы пленников посыпались куски земли и глины. К ним медленно опускался бревенчатый конец лестницы.