Первая дочь

– Я не хочу, чтобы ты уходил.

– А что, если прибежит голодная коза и съест твое платье?

Она хихикнула, и Байр расслабился. Он никогда не мог долго сердиться на нее, хотя Альба знала, что частенько заслуживала того, чтобы ее крепко выбранили.

– Я сейчас вернусь… прямо по тропинке, а не по скалам, – добавил он подчеркнуто твердым тоном. Байр вскарабкался по крутой тропе и через несколько минут вернулся с платьем и туфлями, даже не запыхавшись. Альба через голову надела платье и затянула завязки, стараясь не встречаться с Байром взглядом. Внезапно она почувствовала себя неловкой и пристыженной, словно ребенок, каким ее Байр, похоже, до сих пор считал.

Когда Альба села на сухой камень, он опустился рядом, сложив руки на груди и глядя перед собой.

– Прости, что напугала тебя, – пробормотала Альба. – Я хотела… хотела показать, какая я храбрая. Думала, ты будешь смеяться.

– Защищать тебя всегда было моим долгом. Единственной целью моей жизни. Трудно избавиться от такой привычки.

– А я не знаю, какая у меня цель, – прошептала она.

Байр подождал, рассчитывая, что Альба нарушит молчание, как всегда. Но она это не сделала.

– Тебя б-благословили на алтаре храма, и х-хранители н-нарисовали кровью звезду у тебя на лбу. Ты Альба из Сейлока. Ты принцесса, – не спеша напомнил он.

– И в этом цель всей моей жизни? Единственный смысл существования?

Он снова вздохнул, давая понять, что лучше бы он промолчал.

– Что делает тебя счастливой? – спросил Байр.

Это была их старая игра. Когда один из них чувствовал себя несчастным, они перечисляли вещи, делающие жизнь лучше.

– Сон, песня, чувство защищенности, яблочный сок, пение хранителей на утренней молитве, Тень. Дагмар. Дочери храма. – Она замолчала, внезапно ощутив такую пустоту, что не смогла продолжить.

– И все же… ты несчастна, – произнес Байр. – Не сейчас… но вообще, каждый день… – Он не спрашивал. Он делал вывод из того, что видел.

Альба кивнула, сглотнула слезы, подступившие к горлу. Простые слова понимания несколько успокоили ее.

– Я стараюсь найти счастье в незамысловатых и маленьких вещах, но не могу убежать от страданий, причиняемых большими вещами.

– Что еще за б-большие вещи?

– Одна очень большая сидит рядом со мной. – Ей хотелось, чтобы он рассмеялся.

Байр даже не улыбнулся.

– Я делаю тебя несчастной?

– Да, – выдохнула Альба, поднимая на него свои карие глаза, и увидела в его взгляде отражение собственной боли. – Быть с тобой рядом… все равно что держать воду в ладонях, – пролепетала она, и он выжидающе нахмурил лоб. – Мне хочется, чтобы ты остался… здесь, со мной… и я знаю, что ты не можешь. Знаю, что не останешься. Я умираю от жажды, а вода уходит у меня сквозь пальцы, – твердила она, с горечью произнося каждое слово. – И я никогда не смогу утолить жажду.

Байр не спорил с ней и не пробовал убедить, что она чувствует совсем другое. Он просто ласково глядел ей в лицо, а потом протянул свои руки ладонями вверх, словно подставил их под струю воды. Альба смотрела на них, они были такими большими, мозолистыми, и старалась не заплакать. Если бы она смогла пить из его ладоней, то, наверное, утолила бы наконец жажду. От этой мысли сердечная дрожь распространилась на низ живота, и Альба преисполнилась решимости.

– На свой день рождения я хочу кое-что еще, – выпалила она, словно прыгнула с еще одного обрыва в надежде, что Байр последует за ней.

– Вот как?

– Да. Когда Айво предрек твое возвращение, я пообещала себе, что попрошу тебя об этой… вещи. Больше всего мне хочется времени. Поэтому, если придется выбирать между временем и… этим вторым подарком… я выберу время.

– Скажи, – ласково предложил он.

– Я хочу семнадцать… поцелуев, – призналась она, стараясь, чтобы не дрожал голос. Потом добавила: – Твоих, – будто боялась, что Байр наберет самых невзрачных деревенских парней, построит их в ряд и заставит вытянуть губы, чтобы они сделали ей подарок ко дню рождения.

Байр повесил голову на грудь, его длинная коса легла на массивные плечи. Альба насчитала три медленных глубоких вдоха, сделанных им, прежде чем он снова поднял голову.

– Я не мальчик, маленькая Альба, – пробормотал он.

– И я больше не маленькая Альба, Байр.

– Ты всегда б-будешь маленькой Альбой, – возразил он, но Альба по глазам, как всегда, увидела, что он лжет.

И еще она увидела в них правду. Он знал, что она больше не малышка Альба. Она чувствовала его взгляды на своем лице и теле, когда, по его мнению, она этого не замечала. Слышала, что он перестает дышать, едва коснувшись ее. Их чувства перекликались.

Байр посмотрел на ее губы и снова повесил голову.

– Я не з-знаю, что мне делать, – прошептал он. – Я отдал бы тебе все. Все. Н-но не это. Это не… ты не… не моя. – Он сжал ее ладони, словно извиняясь.

– Я всегда была твоей. И ты всегда был моим. Разве не так? – спросила она, превозмогая чувство стыда и не обращая внимания на боль, которую он причинил ей своим отказом.

От этой боли ей хотелось бежать куда глаза глядят. Но если она убежит, то никогда не получит того, что хочет. А ей отчаянно хотелось Байра. Он мучительно вздохнул:

– Так. Всегда.