Первая формула [litres]

Темной ночью в вихре снежном
Волк преследовал луну,
Воем страстным оглашая
Поднебесья глубину.

О луна! Душа застыла

В одиночестве ночном…
Дай надежду! Иль не слышишь
Сердца преданного стон?

Жажду стать твоим любимым,

Подари мне суть свою…
Утоли мои мученья,
Песнь любви тебе пою.

Но луна глуха осталась

К вою волчьему в ночи,
Страсти жар неразделенной
Волчий разум помрачил.

Коль не станешь ты моею —

Обретешь во мне врага!
Убежать ты не сумеешь,
Будет месть моя сладка!

Жаждой мщенья ослепленный,

Взвыл косматый в тишину
И когтистой лапой страшной
Искалечил он луну.

Песнь прервалась. Элойн примолкла, глядя на толпу.

Я проследил за ее взглядом, пытаясь понять, что могло разрушить магические чары, которыми певица опутала зал. И заметил я лорда Умбразио, который стоял в отдалении, разговаривая с человеком, одетым в струящуюся белую хламиду. Судя по всему, сам понтифик. Впрочем, священнослужитель не слишком обращал внимание на своего собеседника, все смотрел в потолок, на небо.

Элойн шагнула вперед, прижалась ко мне и сдвинула мою маску.

– Что ты…

Она прильнула еще плотнее и погладила меня по щеке, а затем сделала то, что, видимо, и задумала.

Сорвала маску и уставилась прямо в лицо – я даже дернуться не успел. Прижала свои горячие губы к моим. Поцелуй был глубоким, теплым и сладким. Сказать, что я испытал блаженство, – значит умалить достоинства подобного поцелуя. Утверждать, мол, именно этого я и хотел, – слишком слабо. Какую же силу обретает сокровенное желание, когда оно настолько внезапно и с такой полнотой сбывается… Однако не стану утверждать, что мы стояли так целую вечность.

Сверху ударил раскат грома, и у меня клацнули зубы. Лунный свет померк, над куполом поплыли тучи. А потом разразилась буря.

Элойн отодвинулась. Я попытался взглянуть ей в глаза, но, увы, поздно: певица уже протискивалась сквозь толпу. Я остался один в полной темноте.

Я ждал.

Она не вернулась.

96 Гамбит черной розы

Вечер я покинул в дурном настроении, а вскоре в душе воцарилась пустота. Маскарад продолжался, однако я предпочел веселью теплую постель.

Утром меня разбудил сильный стук в дверь. Раз, другой, третий – удары сотрясали комнату, словно вчерашний гром. Я застонал, проклиная все на свете, и поднялся с кровати.

На пороге стоял Маркос с подушечкой в руке. На меня он упорно не смотрел.

Я взял записку. Снова приглашение, на сей раз – от принца Артуро. Перечитав письмо, я нахмурился:

– Похоже, мне следует вернуть ему брошь и булавку?

Мальчик кивнул.

– А могу ли я поинтересоваться, почему ты, гонец леди Селены и лорда Эмериса, доставляешь послание от принца?

– Лорд Умбразио сейчас изволит завтракать с принцем Артуро.

Вроде прямо и не ответил, однако, судя по тону Маркоса, иных объяснений не последует.

Я приколол к груди брошь, приличествующую подобному визиту, и прихватил врученную мне принцем булавку с синим камнем. Деловой визит – вот что она означала. Скоро увидим, что там за дело у принца.

Я поблагодарил мальчика, но тот мрачно отвернулся. Опять его кто-то обидел. Пришлось сделать мысленную заметку: разобраться в причинах угрюмости Маркоса после беседы с Артуро.

Выйдя из комнаты, я спросил у слуги, в какую сторону двигаться, и тот предложил меня проводить. Через некоторое время мы подошли к деревянным дверям с той же резьбой, что я видел у входа во дворец. Слуга ретировался, я постучал, и открыл мне сам лорд Умбразио.

К его лицу снова прилипла натянутая неискренняя улыбочка:

– А, наш сказитель. Вот так феерию ты устроил вчера вечером! Недурной фокус со свечами и лунным светом. – Его восторг также выглядел поддельным. – Настоящее чудо! Впрочем, я удивлен, что ты рискнул применить магию. В Этайнии на подобные трюки смотрят косо, считают их едва ли не дьявольщиной.

Не задержав взгляд на его лице, я посмотрел на принца:

– Меня и раньше величали дьяволом. Надеюсь, принц так не думает и вряд ли убоится небольшой толики волшебства, тем более что используется оно для невинного представления.

Принц Артуро лениво усмехнулся, не проявив особого интереса к перепалке между мной и лордом Умбразио, и поманил меня к себе:

– Чай по утрам пьешь, сказитель?

– Пью, – ответил я и, отстранив плечом лорда, подошел к столику.

Умбразио, к моему неудовольствию, занял соседний стул, и я подавил готовый вырваться стон.

Принц налил мне чашечку жидкости, напоминающей цветом воду, пропущенную через богатый чернозем, – темно-коричневую, почти черную. Чашечка была сделана из тончайшего материала типа кости, более походившего на хрупкое стекло.

– Фарфор?