Первая Государственная дума. От самодержавия к парламентской монархии. 27 апреля – 8 июля 1906 г.

Но в цитированной выше тираде был еще один «юридический» довод. Роспуск будто бы был незаконен, даже до такой степени, что «самый строгий юрист мог бы за ним с чистою совестью отрицать «юридическую силу». Можно было бы объяснить этот аргумент аксиомой, что «бумага все терпит». Мало ли что в это время писалось. Но тогда это не было бы интересно; интересно и характерно в нем то, что этот довод разделяли настоящие юристы и высказывали его в условиях, когда было не до шуток и не до остроумия.

Я имею в виду речь Кокошкина на Выборгском процессе; он говорил ее судьям, говорил перед историей; ее можно перечитать в отчетах об этом процессе. И что же он нашел в ней сказать по этому важному пункту, о незаконности роспуска?

В акте о роспуске Думы, доказывал он, «не было указано срока будущих выборов». Но ст. 105 Основных зак. этого и не требует. Она гласит так: «Тем же указом назначаются новые выборы в Думу и срок ее созыва». Срок созыва и был указом назначен. Срока же выборов назначать было незачем, да и нельзя, ибо такого понятия не может быть в конституции, где выборы многостепенные.

Акт не был «контрассигнован»? Но и сам Кокошкин признавал, что контрассигнован он был, но только контрассигнование не было опубликовано; из этого он выводил, что, значит, тем самым он был опубликован не в подлинном, но измененном виде. Но ст. 24 Основных законов, которая требует скрепы Высочайшего Повеления и возлагает на Сенат обязанность «обнародовать Указы и повеления», об опубликовании также и скрепы не говорит. Это молчание, конечно, не запрещает опубликования скрепы, но и не предписывает. Зато есть другая ст. 91, которая Сенату запрещает опубликовать закон, если порядок его издания не соответствует положениям Основных законов. Факт опубликования Указа должен был почитаться доказательством, что «скрепа» была. Должно согласиться, что было очень желательно, чтобы скрепа опубликовывалась вместе с самым повелением. Так позднее и делалось. Но выводить из опущения опубликования скрепы, что тем самым Указ был опубликован в «измененном виде», простая игра слов. Акт 8 июля 1906 года ни в чем не походил на 3 июня 1907 года.

Наконец, единственный как будто чего-то стоящий аргумент – это то, что благодаря слишком отдаленному сроку созыва Думы бюджет не мог быть вовремя Думою рассмотрен и принят. На этом доводе особенно настаивал Петрункевич. Это, конечно, неудобная сторона длинного перерыва, но незаконного в этом нет ничего. Закон требует одного: ежегодного созыва Думы. А последствия не рассмотренного к сроку бюджета были предуказаны в самом законе, ст. 14 Бюджетных правил. Потому и здесь ничего незаконного не было.

Так все аргументы Кокошкина за «незаконность» роспуска Думы поражают своей негодностью. Они – несерьезны, если даже были и искренни. Но было что-то непозволительное в том, что именно кадеты к ним прибегали. Это было бы логично, если бы они показывали себя педантами конституционной законности. Но ведь они октроированную конституцию считали «насилием над народом», не раз оспаривали необходимость законности в переживаемое «революционное время». Да и теперь, доказывая не-конституционность роспуска «крючкотворными аргументами», они все-таки находили самым «простым» и «практическим» выходом уже очевидное и грубое нарушение конституции, т. е. восстановление полномочий уже распущенной Думы. «Политика» позволяет и большие противоречия. Но только зачем при этом говорить о «чистой совести» строгого юриста? Об этом было лучше молчать.

Все эти аргументы и советы ясно показывают, что у кадетов не было разумного плана, который они могли бы подсказать правительству после совершившегося роспуска Думы. Они не знали сами, чего можно было от него серьезно потребовать? Все карты их были спутаны роспуском. Но правительство они могли от своих советов избавить. Оно им больше не верило. Но что же они сказали народу, который имел право ждать от них указаний?