Первая Государственная дума. От самодержавия к парламентской монархии. 27 апреля – 8 июля 1906 г.

Нельзя предположить, чтобы эти слова были неискренни, сказаны с целью склонить на свою сторону судей. Выборгские подсудимые вели себя на суде не так, как позднее себя вел Крестьянский союз. Но их слова характерны, как иллюстрация самовнушения. Людям свойственна склонность приписывать себе задним числом предвидение того, что было для них неожиданно; в ошибках они признаваться не любят. Это новое объяснение манифеста было создано тогда, когда Выборгское воззвание провалилось так же бесплодно, как вооруженные выступления, которые сначала предсказывали и от которых ждали успеха. Стало заманчиво признаться себе, а потом и другим, что и этот провал был, в сущности, только новой «кадетской победой». Эта легенда и была принята. Бесполезно разыскивать, кто и когда ее изобрел и кто ей поверил. Несомненно, что в Выборге о такой цели не думал никто. Бояться тогда приходилось не эксцессов, а равнодушия населения. Его хотели «взвинчивать», а не успокаивать. Людей и без того революционно настроенных Выборгское воззвание увлечь не могло; оно выхода им не давало. Людей равнодушных оно и зажечь было не в состоянии бессодержательностью указаний, исходивших от столь высокого места. Воззвание могло охлаждать и действительно охлаж'дало. Оно было поэтому только новой кадетской ошибкой. Но чтобы именно это охлаждение было целью его, чтобы оно для этого было написано, это была только претензия на непогрешимость. И те, кто не постеснялся его так объяснять, не поняли неловкости своего положения. Это утверждение на процессе произвело тяжелое впечатление. Я его помню. Оно возмутило «революционные» партии, которые после роспуска подчинились кадетскому лидерству и без спора подписали воззвание. Нм было обидно услышать, что цель воззвания была помешать революции. Было еще стыднее, что при их участии воззванием хотели народ обмануть. Трудовики (Лунин) и социал-демократы (Рамишвили) от кадетских объяснений отмежевались. Особенно отчетливо это сделал Рамишвили. Он признал, что Выборгское воззвание было «слабым, бессильным протестом». Признал даже, что «оно, может быть, и послужило к успокоению». Но, заявил он, это не было моей целью, когда я подписывал воззвание. И с грустью заключил: «То, что было сделано нами, не послужило огню восстания – факт налицо». И кадетская самодовольная хитрость или их позднейшее хвастовство славы им не прибавили.

Роспуск Думы был делом Столыпина и его поставил на первое место. Его план мог бы удаться. В политике все забывается; прежние враги могут потом вместе работать. Либеральная общественность, в лице кадетской партии, могла забыть и срыв кадетского министерства, и роспуск своей Думы, и многое другое. Но, несмотря на все свои дарования, Столыпин многого не понимал; не понял он и того, что победитель должен с побежденным мириться, если не может его уничтожить. Он повторял ошибку 1-й Думы, когда и та считала себя победительницей. Его программа стала покоиться на противоречии. Как ни ошибочна была в 1-й Думе кадетская тактика, нельзя было проводить либеральных реформ и насаждать либеральный режим, ведя одновременно беспощадную борьбу против кадетов. Эта борьба против них вернула им былую их популярность. Столыпин не понял, что эта борьба укрепляла только крайние фланги, а его либеральную политику лишала основы. Его политика создала сначала 2-ю, вполне левую Думу, а после ее роспуска отдала Столыпина в руки правых. Но это стоит уже за пределами книги.

Заключение

У человека и у целой страны бывают моменты, которые как будто определяют дальнейшую жизнь. 1-я Дума казалась таким моментом. Это может быть самообольщение современников, и на большом отдалении судить будут не так. Но ведь и самое крушение старой России может впоследствии показаться лишь небольшим эпизодом истории. Тогда все переоценится. Но пока события представляются катастрофой, их современникам нельзя быть безразличным к вопросу, что Россию на эту дорогу толкнуло.

В своих «Воспоминаниях»[96] Милюков приводит слова Витте, которые ему кажутся «лестными». Витте сказал: «Жаль, что тогда я мало вас знал; быть может, события пошли бы иначе». После 1917 года подобные признания высказывались в комбинациях еще гораздо более неожиданных. Но в фразе Витте есть правда. Дело, конечно, не в личностях Милюкова и Витте. Но они символы, и было несчастьем, что в 1906 году они вместе не сумели пойти. Витте об этом жалел; он понимал пользу, которую мог получить от Милюкова. Милюкову Витте мог быть еще гораздо полезнее; но Милюков этого не понимал.