Первая кровь

Я немного удивился, что Алла не высказала никаких возражений против путешествия в состоянии кильки в банке, а сидевшие позади ребята – и Цой тоже – безропотно подвинулись, чтобы Виталик с девушкой смогли втиснуться к ним. Наверное, они действительно ещё не зазвездились.

Я же залез на место водителя и с полминуты настраивал его под себя. Это была не иномарка, настроек в «Жигуле» имелось раз, два – и обчелся, но и они были важны. Я немного отрегулировал спинку сиденья и придвинулся чуть ближе к рулю. Невысокий Виталик этих премудростей, похоже, не знал, и большая часть его проблем была из-за того, что ему приходилось тянуться к педалям.

– Жора, – представился барабанщик.

Он протянул руку, и я её пожал.

«Гурьянов», – вспомнил я читанные лет за десять до попадания в прошлое некрологи. Но пока барабанщик был молод и, наверное, даже здоров.

– Почти тезки, я Егор, – улыбнулся я. – Девушку зовут Алла, она хорошая.

– Эй, я сама могу!

– Конечно, можешь, ты же взрослая, – парировал я.

Сзади презрительно фыркнули.

Я проверил ход педалей. С ними всё было нормально – машина была совсем новенькая и хорошо отрегулированная.

– А как остальных зовут? Вас на концерте по именам не представляли, – спросил я по привычке – разу уж клиенты сами заговорили.

Правда, потом я вспомнил, что клиентами они были очень условными. Во всяком случае, покилометровой оплаты мне не полагалось. Но меня радовала сама возможность посидеть за рулем машины.

– Справа – Витька, он у нас солист и главный по песням. А рядом с ним – Лёшка.

«Витьку» я знал, а вот «Лёшку» – нет. Но уточнять не стал.

– Очень приятно, – я кивнул в зеркало заднего вида. – Неплохой концерт получился.

– Нет! – внезапно раздался недовольный голос Цоя. – Плохо отыграли, инструментов не хватает и репетиции нужны.

– Вить… – попытался что-то сказать Лёшка.

– Ну что «Вить»? Сам же понимаешь, что это так. Бас нужен, клавиши… аппарат нормальный… где только всё это искать? И на какие шиши?

– Да всё у вас будет, ребят, – примирительно сказал я. – Главное, не сдаваться. Песни классные пишете, душевные, хорошо торкают.

Цой издал какой-то неопределенный звук, а барабанщик Жора расцвел, словно именно он их сочинил.

– Во, – воскликнул он. – Я же тебе говорил, Витёк, что песни крутые, а ты – недокрученные, недокрученные. Докрутим ещё.

Цой снова издал неопределенный звук, но, кажется, согласился с товарищем.

– Парни, а чего вы сами за руль не сели? – спросил я.

Помнится, Цой погиб именно за рулем автомобиля, так что права у него точно были – во всяком случае, к моменту смерти.

– Да мы не умеем никто, – откликнулся Лёшка. – Витька только собирается пойти учиться, а мы об этом и не думаем. Но, наверное, надо.

«Вот оно как».

– Понял, не дурак, – ответил я. – Был бы дурак – не понял.

В салоне раздались смешки.

– Виталик, а ты как, с правами?

– Да, – откликнулся тот.

– А чего водишь так, словно первый раз за рулем? – недоуменно спросил я.

– Да тут такое дело… я не учился… – Виталик как-то замялся, но я всё понял.

– Вот, парни, как надо – раз, и права в кармане. А умеет человек ездить, не умеет – дело десятое. Хотя руль это прежде всего ответственность, и в первую очередь – за свою жизнь, – зачем-то вспомнил я максиму, которой часто злоупотреблял один из директоров того самого государственного таксопарка. Смысла в ней не было, но звучало мудро.

– Да уж, – ответил мне Цой, – это точно. Мы пока сюда ехали, чуть не обосрались от его ответственности.

Снова раздались смешки.

– Ладно, поехали, – резюмировал я. – Вам же на Ленинградский?

– Угу, – выдавил из себя барабанщик Жора.

Я завелся и тронулся с места. Машина была немного непривычной, но в целом я понял, что не утратил навыков вождения. Впрочем, они у меня были и в этом возрасте – вот только водительских прав у меня тогда не было, о чем я тактично умолчал. Не стоит раньше времени нервировать музыкантов, у них тонкая душевная организация.

Мы спокойно выехали из дворов, проехали по неширокой улице и свернули на Пролетарский проспект. Я хорошо знал дорогу, мне не нужны были атласы – хотя отсутствие привычных развязок и старые названия иногда сбивали с толку. Например, проспекта Андропова ещё не было – вместо него продолжался всё тот же Пролетарский проспект; генсек умер не так давно, и местная мэрия запаздывала с переименованием.

Впрочем, всё это было неважно. Я снова сидел за рулем и чувствовал себя на своём месте. Наверное, если бы не перспектива армии, я бы бросил учебу и пошел работать водителем – мне это нравилось, это, похоже, была моя судьба. Правда, в первой жизни до самого начала девяностых я не отказывался от идеи стать знатным заборостроителем, но тогда я был молодым и глупым.