– Мам… а папа теперь далеко и не видит нас? Он исчез. Умер – это значит, что его больше нигде нет? И он больше нас не любит? Я наклонилась к ней и взяла за маленькую ручку. – Идем, я тебе что-то покажу. Я вывела ее на балкон и указала пальцем на сверкающие яркие звезды. – Когда-то твой папа сказал, что его любовь – это звезды на небе, и она живет вечно. Как и они. Видишь, как ярко сверкают. Значит, он по-прежнему нас любит. – А когда звезд нет? – Так не бывает. Звезды есть всегда, даже если мы их не видим. – Да, правда? – Конечно! Правда! (с) Черные Вороны. На дне. Ульяна Соболева Я переоделась в элегантный бархатный костюм сливового цвета, который контрастировал с блузкой оттенка слоновой кости, украшенной тонким французским кружевом. Я вспомнила, что сказала об этом костюме когда-то Эллен. «Это верх совершенства, деточка. Этот костюм точная копия такого же точно наряда как у Жаклин Кэннеди-Онасис. Она надевала его на пресс-конференцию, посвященную благотворительности, которая проходила в Белом Доме сразу после ее свадьбы с Анасисом. Тогда ее костюб был признан шедевром модельного искусства. Ты в нем прекрасней чем сам оригинал…Твои зеленые глаза сверкают, как два изумруда, оттененных этим невероятным цветом, роскошным, по истине королевским…А этот разрез подходит куда больше к твоим длинным и стройным ногам. Как же я завидую твоей молодости, чертовая зеленоглазая ведьма. Обязательно надень нитку жемчуга и туфли в тон. Подойдут элегантные лодочки». Волосы я присобрала сзади заколкой, оставив их свободно виться по плечам и спине. Интересно куда мы едем и зачем. Возможно, это какая-то важная встреча насчет дома…или…черт, я понятия не имею почему нужно было одеться настолько элегантно. Медленно выдохнула, поправила манжеты, выглядывающие из-под рукавов пиджака, тронула помадой бледные губы, нанесла немного румян, чтоб не выглядеть «как смерть». Когда вышла в залу офицер вначале мельком посмотрел на меня, потом снова обернулся и резко выпрямился. Окинул пронзительным взглядом и отвел глаза в сторону. Наверное, это и был наивысший комплимент, потому что никакого интереса раньше в его глазах я не видела. Я вообще забыла, что такое мужской интерес по отношению ко мне. Я перестала быть женщиной, когда моего мужчины не стало. Только матерью и сестрой. Я перестала даже думать о себе как о женщине…если бы не малыш в моем животе я бы, наверное, и забывала поесть. От меня остались одни кости. Лариса Николаевна говорила, что на меня страшно смотреть, потому что видно лишь одни глаза. Она следила, чтоб я пила витамины и не забывала ужинать. Потом была долгая поездка на автомобиле по уже знакомым улицам столицы. Я думала, что уже никогда сюда не вернусь. Зачем мне этот город без него? Если даже его название тесно связано с именем того, кого я так беззаветно и невыносимо сильно любила. Мне было неинтересно куда мы едем…Но в тот момент, когда я поняла, что мы приближаемся к Президентскому дворцу в груди, стало болезненно тяжело. Как будто кирпич упал прямо на сердце. Никогда раньше я сюда еще не приезжала. Гулко колотится под ребрами, сжимает тисками горло. Я не знаю зачем мы здесь…но воспоминания и мысли о том, кто раньше был здесь, не дают больше оставаться спокойной. – Зачем мы здесь? – спросила глухо. – Так нужно. Идемте. Я проведу вас через черный вход, чтобы журналисты не набросились. – Какие журналисты? Что здесь происходит? Я успела увидеть множество машин у центрального входа, кучу людей, репортеров, камер. Они толпятся, кричат, толкаются. С чем связано это сумасшествие? И зачем я здесь? Я вообще никогда не любила такого рода места, не любила находиться в гуще событий, не понимала восторгов людей, когда они попадали в огромную толпу. – Давайте, быстрее. Опустите голову, не оборачивайтесь. Прячьтесь под зонтом. Раздался сильный раскат грома, и я вздрогнула, слушаясь офицера и склоняя голову спряталась под широкий черный зонт, который раскрыли передо мной. Теперь меня сопровождали шесть человек. Трое впереди, двое по бокам и еще трое сзади. Полностью закрывая со всех сторон. Я видела это великолепное здание только по телевизору, никогда раньше вживую. И теперь мне тоже ничего не видно, только красная с золотым ковровая дорожка по которой меня сопровождают куда-то по длинному коридору. Где-то вдалеке слышался гул голосов, рукоплескания. Я еще не могла точно определить, где это происходит. Меня по-прежнему вели по коридору вперед к широким белоснежным дверям. Когда проходила по широкому роскошному коридору мне вдруг показалось, что я чувствую ЕГО запах. Я, наверное, настолько истосковалась, что он мерещится мне, как будто незадолго до того, как я оказалась здесь он прошел по этому помещению. Мозг затягивает прозрачной дымкой аромата, напоминая, заставляя ощутить привкус горечи на губах. Передо мной распахнули двери и позволили войти в залу, где-то сбоку, так что видно сцену…И…мне вдруг начало казаться, что я схожу с ума. У меня страшная, безумная галлюцинация. Я скатываюсь в бездну персонального апокалипсиса. Кто-то вогнал мне в спину нож и толкнул вперед лететь прямо в пропасть одержимой и дичайшей галлюцинации. Я не могла отвести взгляд от сцены. Мне очень хотелось закричать, но вместо крика мой рот судорожно приоткрылся, и я не издала ни звука. Я не могу ни кричать, ни дышать, ничего не могу. Я не могу даже пошевелиться. Сейчас…еще немного посмотреть и все исчезнет. Испарится и я приду в себя, меня отпустит, мне станет легче. Господи дай мне сил выдержать это наваждение. На глаза вот-вот навернутся слезы, вот-вот сорвутся и потекут по щекам, меня вот-вот разорвет пополам от невыносимой боли. Я закрываю глаза, прижимая руку к грудной клетке. Что-то внутри кричит, что я не хочу, чтобы ОН исчезал. Не хочу, чтобы иллюзия прямо сейчас пропала. Я хочу видеть ЕГО там. На сцене. В дорогом темно-сером костюме…возле микрофона, окруженного щелкающими камерами, охраной, яркими вспышками фотоаппаратов. Он такой настоящий…такой как когда-то раньше. Он такой весь из прошлого. С аккуратно постриженной бородой, зачесанными назад волосами, я вижу блеск часов на запястье… и. Мне снова кажется. Я брежу…на его пальце, безымянном то самое кольцо. То, что нам надевали в тюрьме. Невольно посмотрела на свое и побоялась перевести взгляд снова на сцену. Сейчас посмотрю и…. там больше никого не будет, или будет, но не он, а кто-то другой. И теперь мои галлюцинации не только зрительные, но и слуховые мне слышится его голос… – Да, я вернулся и благодарен вам всем за оказанное мне доверие, за то, что меня переизбрали и отдали в мои руки тяжелое бремя власти. Но я понесу его не один. Я хотел бы, чтобы вы познакомились с моей новой спутницей жизни, с моей женой и матерью моего сына, с невероятной женщиной, которая достойна вашего уважения и моего преклонения. С вашей Первой Леди… Не смотрю. Мне тяжело дышать, мне больно даже сделать вздох, не то, что поднять голову. – Марина! Мое имя его голосом и все тело подбрасывает в адском толчке, как будто меня пронизали острым лезвием, и оно смазано сладким ядом безумия. Медленно поднимаю голову…Очень медленно. Я сплю. Как тогда, когда мне приснилась наша свадьба. Я сплю и мне будет очень больно просыпаться. Но глаза уже встретились с его взглядом. И все. Я сошла с ума окончательно, задохнулась от радости, от бешеного сумасшествия от того, что он жив. И мне сейчас совершенно наплевать на что бы то ни было еще. Нет ничего важнее чем то, что он здесь. Живой. Настоящий… Я посмотрела в его синие глаза и…реальность для меня перестала существовать. Невыносимые, ярко-синие бездны обжигающего пламенем льда. Влекущие к себе, зовущие и…такие живые. Протянул руку и сделал манящий жест пальцами. – Все ждут Первую Леди, Марина! На ватных ногах я сделала свой первый шаг по расшитой золотом дорожке…
