Первая любовь Императрицы

Манифест о дворянской вольности ничего, по сути, не изменил, потому как дворяне и раньше уходили в отставку по своему желанию в любое время и возвращались на службу, если бывала надобность или желание, а засилье голштинцев становилось все явственней.

Из Киля прибыли многочисленные родственники Петра, которым тут же были розданы доходные должности, из ссылки возвратились Миних, Остерман… немцы, немцы, немцы… казалось, немцы теперь повсюду. Втайне, только меж собой, хотя Тайная канцелярия больше не существовала, начали роптать: что же, русским теперь в полном подчинении у немчуры ходить? Так, глядишь, император-немец и вовсе Россию под Фридриха поставит.

Никто, в том числе и сам Петр, не сомневался, что так и будет. Фридрих повысил российского императора в должности в своей армии, и теперь Петр был вполне готов по единому движению брови обожаемого им Фридриха отправить русские полки куда угодно, хоть на Данию, хоть на турков!

В Большом зале огромнейших размеров стол, при котором от одного конца до другого привычно не слышно. Во главе император Петр Федорович, за его креслом дежурный генерал-адъютант Андрей Васильевич Гудович. Напротив вдалеке, как и полагалось по чину, императрица Екатерина Алексеевна, за ее спиной дежурный граф Сергей Александрович Строганов. Подле Петра почетный гость прусский барон Гольц, виновник торжества, и принц Георг Голштинский, как напоминание всем, откуда сам государь.

Многочисленные послы, дипломаты — ближе к императрице, то есть подальше от императора. Государь был не в духе, это заметно с первого взгляда, он словно искал, к чему придраться и на ком выместить свою злость. Тихая итальянская музыка и приглушенные голоса придворных и гостей не могли заглушить его резкий голос.

Но сначала все шло заведенным порядком, слуги нарезали жаркое, на золотых блюдах принялись разносить его по гостям, виночерпии живо наполняли бокалы пенистым французским вином… Екатерина тихонько вздохнула: может, обойдется?.. Только бы переждать первый тост, его должна произносить государыня за здоровье императорской семьи, а там уж она постарается стать незаметной, не привлекать внимание Петра к себе.

Внутри рос протест: ну почему она должна прятаться, вместо того чтобы блистать? Почему должна бояться этого невротика? И не только она, все за столом, кроме любимых Петром голштинцев и пруссаков, как и она сама, старались быть незаметными, не привлекать к себе внимание императора. Потому что в любой момент можно было ожидать оскорблений и унижений.

Даже умница Кирилл Разумовский притих, ему в последнее время доставалось от Петра немало. Ущербные личности всегда стремятся унизить тех, по сравнению с которыми чувствуют свою ущербность. Кирилл Разумовский, несмотря на свое пастушье происхождение, был куда более образован и не в пример умней Петра, а потому постоянно унижаем императором.

Екатерина осторожно окинула взглядом стол. Подле Петра и большую часть мест занимали немцы, обожаемые Петром голштинцы грубо шутили, хохотали, чувствуя себя при таком правителе полными хозяевами. Она тоже голштинка, если на то пошло, но она в другой половине стола, меньшей. Русские, напротив, сидели тихо, напряженно, осторожно косясь на что-то рассказывающего визгливым голосом Петра.

Они боятся, все они боятся… Даже те, кто не пугался врага в сражениях, кто был ранен, как вон Орлов, но не покинул поле боя, кто и Елизавете Петровне мог говорить в лицо не всегда приятное, даже эти боятся! Боятся, потому что знают, что русский император ненавидит русских, а еще потому, что не знают, что придет ему в голову в следующую минуту. Не боятся только гвардейцы вроде Орловых, но есть ли у них достаточная сила?

Екатерина смотрела на сидевших и понимала, что, стоит только начать, большинство из них против не будет, даже близкий к Петру Панин. Такие, как Панин, может, ее и не поддержат, но противиться не станут, потому что за несколько месяцев уже просто устали ожидать опалы, каприза императора, который любого может низвергнуть в Шлиссельбургскую крепость, отправить в ссылку, посадить под арест или разжаловать.

Петр для Екатерины уже много лет был превосходным учебным пособием, как не надо поступать. Сейчас она поняла: у хорошего правителя люди должны быть спокойны, они должны жить, не боясь внезапной, беспричинной опалы, не боясь самого правителя, должны жить с уверенностью, что могут быть наказаны только за дело или за предательство, но никогда по личному капризу.