Первая любовь Императрицы

Быстро перепрягли и двинулись дальше. Не смеялся уже никто, чем ближе к Петербургу, тем волнительней. Пока удирали из Петергофа, главным было отсутствие погони, а теперь перед всеми встала громада предстоящего. Особенно перед Екатериной. Если для Шаргородской главное добраться до Петербурга, для Орлова — совершить этот переворот, то для Екатерины с переворота, если он удастся, все только начиналось… И она это прекрасно понимала. Но отступать некуда, даже вернувшись обратно и бросившись в ноги Петру, она не избежала бы печальной участи Иоанна Антоновича.

За несколько верст до Петербурга их уже встречал Григорий Орлов. Он буквально бросился к карете:

— Что так долго?!

— Как Измайловский полк? — вместо объяснений откликнулся Алексей.

— В порядке. Обещал несколько бочонков водки и новую рясу священнику.

Григорий заглянул в карету и встретился с восторженным взглядом Екатерины. Даже в такую минуту она не могла не отметить, сколь хорош гарцующий на красивом коне ее возлюбленный!

Алексей Орлов подстегнул лошадей:

— Вперед!

Уже перед самыми казармами Екатерина вдруг внимательно посмотрела на Мишеля и… решительно потянула из волос все шпильки. Роскошные волосы рассыпались по плечам. Шаргородская ахнула, а Мишель, напротив, достал из своего большого баула позолоченный венок и протянул императрице. Вдвоем с камеристкой они быстро закрепили венок на волосах Екатерины. Самое время, потому что карета остановилась у казарм.

Под барабанный бой императрица шагнула из кареты навстречу неизвестности. В черном траурном платье, с красивыми каштановыми волосами, чуть развевающимися на ветру, стройная и прямая, она величественно двигалась к стоявшим солдатам. Тишину, казалось, нарушали два звука: барабанный бой и стук ее собственного сердца.

— Я пришла к вам просить защиты. Мой супруг император Петр Федорович приказал заключить меня и моего сына, правнука Петра Великого, в крепость и погубить там.

Она нашла единственно правильные и возможные слова. Она не приказывала изменять клятве, не звала идти свергать императора, пусть и не венчанного пока, — красивая, мудрая, любящая все русское (а об этом знали все!) женщина просила защиты себе и своему ребенку. Разве можно отказать, даже если это супротив принесенной немчуре клятвы?

И тут голос Григория Орлова:

— Матушке Екатерине ура!

Полк взорвался в едином порыве:

— Ур-ра!.. Ура!!! Ура!!!

Екатерина чуть не расплакалась, на глазах выступили слезы, и она не стала их сдерживать, среди криков «Ура!» тут же послышались успокаивающие заверения:

— Не плачь, матушка, не дадим в обиду!

Вот это важней всего, у нее были защитники, вот эти русские солдаты, грубые, крепкие мужики не дадут ее в обиду. Пусть пока их немного, но, как говорится на Руси, лиха беда начало.

Теперь в Семеновский полк, там тоже обещана поддержка. Екатерина уже пересела в открытую повозку Барятинского.

Понимали ли они, что сделает Петр в случае неудачи переворота? Если и понимали, то русская душа такова: коль со всеми вместе, так и крепости голыми руками брать! Семь бед — один ответ. Семеновцы с восторгом присоединились к измайловцам. Теперь толпа была столь большой и шумной, что горожане никак не могли оставаться в домах, все улицы заполонил народ, теперь кричали «Ура матушке Екатерине!» не одни солдаты, весь народ. Толпа столь велика, что сквозь нее трудно пробиться, потому двигались медленно. Впереди был строптивый Преображенский полк. Там служил Воронцов, для которого измена Петру означала гибель, брат фаворитки императора никак не мог поддерживать Екатерину.

И тут стало ясно, что переворот совершенно не продуман, потому что измайловцы и семеновцы безоружны, а вот преображенцы даже построены в каре и готовы открыть стрельбу! Это Орловы полагались на водку и энтузиазм, а Семен Воронцов, пока толпа ликовала, успел подготовиться к отпору.

Казалось, все захлебнулось, еще мгновение — и в безоружных солдат полетят пули. Кое-кто даже попятился. Екатерина встала в экипаже в полный рост… И вдруг в наступившей тишине раздался голос майора Преображенского полка Меньшикова:

— Ура императрице Екатерине!

Миг — и толпа снова взорвалась восторженными криками, причем с обеих сторон. Строй преображенцев сломался, они кинулись навстречу собратьям по оружию… обниматься!

Воздух ревел единым возгласом:

— Матушка Екатерина!

Если и были несогласные, недовольные, то забились в углы и молчали, стараясь не привлекать к себе внимания. Воронцов надломил поднятую над головой шпагу в знак, что сдается. Его и Воейкова, также выступавшего против, арестовали, но потом выпустили и позволили уехать за границу.

А толпа двинулась теперь к собору Казанской Божьей Матери, где их уже встречали священники, предупрежденные о происходившем.