Первая Ливонская война, 1480–1481 годы. Документы

В хронике Хелевега сказано, что обеспокоенный магистр срочно (aufs schleunigst) созвал по факту вторжений ландтаг: «По этому поводу было решено незамедлительно направить послов к московитам и особенно к псковичам, которые принесли Ливонии большие беды, и все это с ними обсудить. Тем временем каждые 10 крестьян должны были снарядить и содержать одного воина (gewaffneten mann), а ленники (lehnmann) одного с каждых 15 [из принадлежавших им крестьянских] дворов»[98]. В официальных документах 1478 года о ландтаге не упоминается, однако из них явствует, что 10 марта в городе Валк [Валга], располагавшемся на стыке Ливонии и Эстонии, состоялся съезд представителей ливонских городов (штедтетаг), на котором разбирался широкий круг проблем, касавшихся внешней торговли[99]. Там, в частности, было оглашено письмо ганзейских купцов с новгородского Немецкого подворья с жалобами на притеснения (bedruck) со стороны новгородских властей, суть которых, к сожалению, не раскрыта, и принято решение об отправке в Новгород посольства для урегулирования проблем[100]. Дерпт, ввиду напряженной обстановки, счел целесообразным отозвать из Новгорода своих граждан[101]. Само Немецкое подворье, ганзейская контора, являвшаяся центром русско-ганзейского товарообмена, функционировало в начале июля 1478 года, хотя из-за нападений шведов (шведских пиратов?), жертвами которых стали новгородские купцы, над его обитателями нависла угроза ареста[102]. Чтобы обеспечить их возвращение в Ливонию, фогт Нарвы Вальдгартен выразил готовность освободить русских купцов, задержанных в Нарве в начале весны[103]. Что касается ливонского магистра Берндта фон дер Борха, то он вплоть до начала 1479 года искал мира с Псковом и, не исключено, предоставил свободу переданным в его распоряжение псковским купцам, арестованным в Риге и Нарве в ответ на русские нападения начала 1478 года. Прямых свидетельств тому нет, но к июлю 1479 года в Новгороде после некоторого перерыва вновь открыло ворота Немецкое подворье, что обычно бывало после освобождения в Ливонии русских заложников[104].

Нападения на ливонские земли, подобные вторжениям 1478 года, не представляли для Ливонии ничего экстраординарного и большого вреда владениям ордена, основная часть которых располагалась вдали от псковской границы, не нанесли. Магистр фон дер Борх в своем письме к верховному магистру Немецкого ордена Мартину Трухзесу фон Ветцхаузену от 11 марта 1478 года отмечает, что «его [великого князя люди], когда он шел походом на Новгород, нанесли очень большой урон герцогству Литовскому и все его разорили»[105], но про потери подвластного ему ордена ни словом не поминает. Вместе с тем о вероятности русского нападения на Ливонию говорилось и на собрании вассалов Немецкого ордена (мантаге) из северо-эстонских областей Гарриэн и Вирлянд с участием комтуров Ревеля, Йервена и Везенберга. Ссылаясь на то, что в настоящий момент «они призваны быть в ополчении (zcur lanthhuth legen) и ежедневно должны опасаться русского нападения», ленники отказались удовлетворить требование верховного магистра по оказанию ему финансовой помощи[106], из чего следует, что приказ о боевой готовности в Ливонии все-таки был объявлен. Думается, это случилось по причине нахождения большого московского войска близ ливонской границы, обращения псковских властей к Ивану III за помощью и непредсказуемости дальнейшего разворота событий.