Бурное, пьянящее ликование время от времени омрачалось печальными воспоминаниями. Улицы были заполнены людьми – они пели и танцевали от радости. В Лондоне огромная толпа собралась на Трафальгарской площади; другие отправились на прилегающую улицу Мэлл. Вместе с известием о мире радость распространялась по всем городам и деревням Европы. 11-летний Десмонд Флауэр вспоминал, как «мы маршировали по саду в ночных рубашках, дули во все, во что можно дуть, и молотили по всему, что попадалось под руку, например по чайным подносам».
Победа вызвала бурный всплеск радости во всех столицах союзников. «Кто пожалеет об этих чувствах или захочет осмеять их несдержанные проявления? – спрашивал Черчилль десять лет спустя. – Эти чувства разделяли все союзные страны. В каждой столице, каждом городе стран-победительниц, на всех пяти континентах по-своему повторялись сцены, происходившие в Лондоне. Недолго длились эти часы триумфа, и воспоминание о них скоро исчезло. Они оборвались так же внезапно, как и начались. Слишком много было пролито крови, слишком много затрачено жизненных сил, и слишком остро ощущались утраты, понесенные почти каждой семьей. Вслед за торжествами, радостными и в то же время печальными, которыми сотни миллионов людей отметили осуществление своих задушевных желаний, наступило тяжелое пробуждение и разочарование. Правда, безопасность была обеспечена, мир восстановлен, честь сохранена, промышленность могла отныне развиваться и процветать, солдаты возвращались на родину, и все это приносило известное удовлетворение. Но торжество отступало, сменяясь болью за тех, кто никогда не вернется». В тот вечер за ужином на Даунинг-стрит, 10, Ллойд Джордж сказал гостям, что, будь его воля, он бы повесил кайзера. Присутствовавший на обеде Черчилль с ним не согласился.
Во Франции Першинг был раздосадован тем, что к его совету не прислушались и война не продолжилась до тех пор, пока немцы не сложат оружие на поле боя. «Полагаю, наши операции закончились, – заметил он, – но еще несколько дней могли бы очень многое изменить… Боюсь, Германия не понимает, чего избежала. Будь у нас еще неделя, мы бы их
Солдаты союзников отмечали победу тем, что было под рукой. «Вечером, – вспоминал Гарри Трумэн, – вся французская батарея была пьяной от вина, которое пришло вместе со скудным пополнением боеприпасов. Каждый из них считал своим долгом подойти к моей койке, отдать честь и крикнуть: «Да здравствует президент Вильсон, да здравствует капитан американской артиллерии!» Ночью я не спал. Пехота стреляла в воздух из ракетниц Вери, израсходовав весь запас, а также из винтовок и пистолетов, и всю ночь производила шум с помощью всего, что попадалось под руку».
В Соединенных Штатах в городе Сидар-Рапидс, за тысячи километров от Франции, старшеклассник Уильям Л. Ширер, уже записавшийся на школьные курсы подготовки офицеров, разочарованно наблюдал за тем, как все радуются миру. «Молодой врач, женатый на нашей двоюродной сестре, – впоследствии вспоминал он, – ушел на войну и недавно вернулся из Франции с сожженными газом легкими; теперь он медленно умирал. Тем не менее мне было трудно примириться с тем, что мне уже не придется воевать, поскольку президент Вильсон сказал – а я ему верил, – что демократии в мире ничего не угрожает» [282]
.Война закончилась. В стихотворении, посвященном только что подписанному перемирию, Томас Гарди писал:
Глава 28
Заключение мира и память