Британия склонялась к введению воинской повинности, что позволило бы увеличить армию на два миллиона человек. 5 января премьер-министр Асквит представил в палате общин первый проект билля о воинской повинности. Тогда же у его недавнего коллеги Уинстона Черчилля шли первые дни пребывания на Западном фронте в качестве командира батальона. 17 января его вызвали в городок Азбрук послушать отчет его друга полковника Тома Холланда о сражении при Лосе. Этот эпизод он обрисовал позже в письме жене Клементине: «Здание театра было полно генералов и офицеров… Мне даже не нашлось места, пришлось стоять за кулисами на сцене. Том говорил очень хорошо, но говорил он о безнадежном провале, о высочайшем героизме, растраченном впустую, и о великолепных шотландских частях, уничтоженных напрочь… даже без призрачных шансов на успех. Одна эта шотландская дивизия из 10 000 человек потеряла 6000 убитыми и ранеными. Увы, увы. Впоследствии задали вопрос, какие выводы можно сделать из этого доклада. Я едва сдержался, чтобы не сказать: «больше никогда такого не делать». Но они сделают – я в этом не сомневаюсь».
Выдвинувшись со своим батальоном на передовую в районе деревни Плугстерт, Черчилль делил со своими подчиненными все опасности войны. Однажды утром, когда он направлялся в траншеи на передовую, снаряд попал в подвал разрушенного женского монастыря, мимо которого он проходил. «Фонтан кирпичных обломков взметнулся в воздух, – написал он жене, – я внимательно следил за ним с расстояния в пятьдесят метров, пытаясь понять, не заденут ли они меня. И вдруг увидел, почти одновременно со взрывом, пять или шесть несущихся на меня черных штуковин. Ты представляешь скорость мысли. Так вот, прежде чем я успел подумать, что это осколки, сообразить, что они не могут иметь отношения к этому взрыву или принять какое-то решение, я увидел, что это просто испуганные птицы!»
Черчилль провел на Западном фронте полгода. Несколько раз он чудом не погиб от немецких снарядов. Однажды, когда он находился на запасных позициях, снаряд попал в его спальню, влетел в подвал, где ночевали его солдаты, но не взорвался. В другой раз, идя в траншеи, он наблюдал за тем, как немецкая артиллерия систематично вела огонь по передовой. Снаряды ложились все ближе. «Можно было даже рассчитать, куда упадет следующий, – через три дня написал он жене. – Тропа к траншеям проходила мимо разрушенного монастыря, и я сказал: «Следующий попадет в здание». Разумеется, когда мы поравнялись с ним, со скрипом и свистом прилетел снаряд, послышался оглушительный грохот, взлетели вверх кирпичи, поднялось облако пыли, из всех укромных уголков и укрытий стали выскакивать солдаты. Я никуда не стал прыгать. Даже пульс остался ровным. Я не реагирую на шум, как делают некоторые смельчаки. Но я почувствовал: еще двадцать метров левее, и больше не пришлось бы распутывать всякие узлы, о чем-то беспокоиться, сталкиваться с ненавистью и несправедливостью… удачное завершение пестрой жизни, последний подарок – неоцененный – неблагодарной стране и урон для военной мощи Британии, который никто не будет в состоянии понять, измерить или оплакать».
К концу 1915 г. Австрия окончательно покорила Сербию. 8 января 1916 г. открылся новый театр военных действий: 45 000 австрийских войск и 5000 боснийских мусульман напали на Черногорию, соседку и союзницу Сербии. Кампания началась с артиллерийской подготовки, в которой было задействовано 500 орудий. Одновременно Черногория подверглась ударам с моря и с воздуха. Через сорок восемь часов черногорцы были вынуждены оставить гору Ловчен высотой 1478 метров – «Гибралтар на Адриатике» – и отступить к столице страны Цетинье. 11 января Цетинье пала. Спустя шесть дней Черногория капитулировала. «С маленькой Черногорией все кончено, – записал 16 января в дневнике американский дипломат Джон Кулидж. – Когда случилось несчастье, никто не пришел ей на помощь, и ей пришлось сдаться». Эта война длилась девять дней. Войска черногорцев, которым удалось бежать, присоединились к сербским беженцам на острове Корфу.