Первая мировая война

На вторую ночь битвы Боустед писал: «Нас едва не угробили наши же «стальные мячики» – круглые гранаты с длинным запалом. Их бросали часами, и мы то и дело на них натыкались. Слава богу, обошлось без несчастных случаев, но страху мы натерпелись». На третий день он присоединился к группе снайперов, направлявшейся на Ватерлот-Фарм. «Трое из нас провели там целый день, – писал он. – Перед нами уже лежали шестеро шотландцев из нашей бригады, но, пристрелявшись по немцам, двигающимся от Ватерлот-Фарм, мы смогли их остановить». Через несколько часов раненый Боустед покинул поле боя. «Я с облегчением думал, что теперь наконец-то отосплюсь, – вспоминал он. – Пять дней и ночей мы почти не смыкали глаз, и временами я страстно желал, чтобы меня ранили и я смог выспаться».

15 июля британцы покинули Дельвильский лес и достигли Высокого леса. Во время битвы в штаб британской артиллерии с линии фронта прилетел почтовый голубь. Он принес приказ развернуть тяжелую артиллерию в сторону германской пулеметной позиции в лесу. Позднее в тот же день Королевский летный корпус наблюдателей доложил, что лес захвачен лишь частично: на западе британские войска на их сигнал ответили флагами, а на востоке немцы открыли беглый огонь. На следующий день британцы ушли из леса. На расположенном южнее кладбище похоронены 107 британцев, 37 новозеландцев и 36 австралийцев – далеко не полное, но вечное напоминание о цене одного дня войны.

16 июля тяжелая артиллерия вела продольный огонь по немецким укреплениям вдоль горы под деревней Позьер. Дождь и туман сделали невозможной воздушную разведку, и немцы, понимавшие, что британцы готовятся к наступлению, перенесли пулеметы на новые позиции задолго до того, как был разрушен их оборонительный рубеж. Предварительная атака британской пехоты наткнулась на плотный пулеметный огонь, и назначенное на следующий день наступление пришлось отменить.

18 июля был ранен Гарольд Макмиллан. «Очки с меня сорвало взрывной волной, – писал он матери на следующий день, – и больше я их не видел. Мне еще повезло, что они не разбились и осколки не поранили глаза». Взорвавшаяся прямо перед ним граната оглушила его. Когда он пришел в себя и спросил у капрала, что произошло после взрыва гранаты, тот ответил: «Ну, сэр, я увидел немца, он пустился наутек. Так что я его подстрелил, и с него снесло шлем. Тогда я снова его подстрелил, и заднюю часть черепа у него тоже снесло».

На 9 июля была запланирована диверсионная вылазка к северу от Соммы, во Фромеле. Она была поручена австралийцам, многие из которых прошлым летом, осенью и зимой сражались на Галлиполи. К своим труднейшим новым задачам они относились с характерным для них легкомыслием, напевая на мотив церковного гимна «Единственная опора Церкви»:

Мы австралийские солдаты,
Нас не боится грозный враг.
Ни честь отдать, ни в цель стрелять
Не можем мы никак.
Когда войдем в Берлин мы,
Их кайзер скажет нам:
«Hoch, Hoch! Mein Gott, какой доход,
Вам платят сотню фунтов в год –
Ведь это просто срам!»

Эта вылазка стала для австралийцев их первой наступательной операцией на Западном фронте. Проводилась она с целью предотвратить прибытие на Сомму германских подкреплений. Накануне битвы генерал Эллиот, старший по званию австралийский офицер во Фромеле, которого предупредили о том, как сильны германские позиции, спросил у британского штабного офицера, майора Говарда, что он думает о предстоящей операции. Тот ответил: «Раз уж вы спросили мое мнение, сэр, я должен ответить вам как мужчина мужчине. Это будет кровавая баня».

Генерал Эллиот попросил Говарда отправить Хейгу соответствующий отчет. Тот так и сделал, приведя разумные соображения о том, что в срочной операции нет никакой необходимости, поскольку германские резервы не двигались в сторону Соммы, а значит, сковывать боем было некого. Подчиненный Хейгу командир корпуса, генерал сэр Ричард Хокинг, желал продолжить наступление, во всяком случае, в штабной записи значилось, что «он был вполне уверен в успехе операции и считал, что у него достаточно боеприпасов, чтобы его пехотинцы могли отправиться туда и удержать позиции». Как ни убеждали его отсрочить атаку, Хокинг стоял на своем: «Войска уже готовы к атаке и стремятся к ней, и я считаю, что любое изменение планов их только обескуражит».