9 апреля атакующим войскам выпала неожиданно холодная ночь. Пошел снег. Как минимум один человек погиб от переохлаждения. 10 апреля наступление возобновилось. Срочность диктовалась тем, что командующий, генерал Алленби, узнал, что немцы выдвигают значительное подкрепление. Во второй вечер наступления Алленби был настолько уверен, что до окончательной победы рукой подать, что отправил своему начальству сообщение: «Все войска понимают, что 3-я армия преследует терпящего поражение противника и следует смело идти на риск». Последний биограф Алленби Лоуренс Джеймс комментирует: «На фронте это сообщение восприняли бы скептически».
Ощущение близкой победы присутствовало и на третий день, когда, по настоянию Хейга, вперед была выслана кавалерия, чтобы прорваться в расширяющийся, как казалось, зазор между оборонительными порядками немцев. Всадники рысью продвигались сквозь метель. Кто-то пел песню Итонской гребной регаты «Хорошая лодочная погода» (Jolly boating weather). Однако, как позже написал Алленби, им преградили путь «проволочные заграждения и пулеметы». Коннице пришлось отступить.
11 апреля, на третий день наступления, Алленби захватил один из объектов, намеченных на первый день, – деревню Монши-ле-Прё. Снежные бури становились все чаще. Тем временем на поле битвы подоспело немецкое подкрепление. Для многих атакующих три дня непрерывных боев оказались тяжелейшим испытанием на выносливость. Один офицер с передовой сообщил Алленби, что его люди «страдают от холода и совершенно лишились сил». Теперь Хейг призывал к осторожности, говоря Алленби, что время «больших рисков» прошло, новые пехотные атаки приведут только к необязательным потерям в живой силе, и «мы должны по возможности использовать снаряды вместо людей». Алленби предпринял еще одну пехотную атаку, направив вперед шотландский батальон. Во время наступления он неожиданно попал под неверно рассчитанный ползучий огонь собственной артиллерии, понес серьезные потери, а затем его встретили грамотно расставленные немецкие пулеметы.
14 апреля бойцы Королевского Ньюфаундлендского полка при обороне Монши-ле-Прё совершили подвиг, получивший широкое освещение. Они пять часов отбивали атаки немецкой дивизии; 485 человек погибли или получили тяжелые ранения, но оставшиеся десять выстояли и дождались прихода подкрепления. На хребте Вими канадцы продвинулись на четыре километра в глубь обороны противника и захватили в плен 4000 немецких солдат, но при этом сами потеряли 3598 человек убитыми и более 7000 ранеными. В этот день три британских генерала вопреки армейской традиции напрямую выразили протест Хейгу в связи с ростом потерь. Алленби заметил, что войска слишком долго сидели в окопах и забыли, как надо воевать на открытой местности. 15 апреля Хейг отдал приказ остановить наступление. По стандартам Западного фронта, Алленби мог считать себя победителем. Его войска прорвали линию немецкой обороны шириной 15 километров и продвинулись вглубь на 6,5 километра.
Британский национальный мемориал на кладбище близ Арраса увековечил имена 35 928 погибших в этом сражении, тела которых не были найдены или опознаны. На этом кладбище также 2395 индивидуальных могил британцев и множество других [168]
. В битве за Аррас Британия понесла большие потери в воздухе: 131 самолет и 316 летчиков – треть всей авиации сухопутных войск Великобритании, находившейся во Франции. В итоге этот апрель заслужил название кровавого. 16 апреля французский летчик капитан Жозеф Вильмен открыл счет своим успешным воздушным боям, за что впоследствии был награжден Военным крестом с тринадцатью пальмовыми ветвями и одиннадцатью звездами [169].На хребте Вими сто гектаров перепаханной взрывами земли, переданные народом Франции народу Канады в безвозмездное пользование, засажены канадскими деревьями, среди которых расположен массивный военный мемориал с именами 11 500 канадских солдат, погибших на поле боя, чьи тела не удалось идентифицировать. На всем поле сражения большие и маленькие кладбища могут поведать историю о тяжелых потерях среди наступавших [170]
. 67 военных кладбищ отмечают ход одного только этого сражения. Поэт Зигфрид Сассун так выразил свои чувства: