Германский Генштаб, узнав о русском вторжении, был крайне озабочен. Особенно неприятными были известия о том, что немецкие войска 20 августа 1914 года потерпели поражение в столкновении с генералом Ренненкампфом при Гумбиннене, а командующий немецкой 8-й армией Максимилиан фон Притвиц принял решение отступать за Вислу. Угрозу представлял и генерал Самсонов со своей 2-й армией. Ситуация складывалась критическая.
Очень немногие слышали о Гумбиннене, и почти никто не оценил ту замечательную роль, которую сыграла эта победа. Русские контратаки 3-го корпуса, тяжелые потери <…> вызвали в 8-й армии панику, она покинула поле сражения, оставив своих убитых и раненых, она признала факт, что была подавлена мощью России.
Чтобы исправить неблагоприятно складывающуюся ситуацию на Восточном фронте, немцы вынужденно перебросили часть войск с Западного фронта. При этом их Генштаб сместил командующего 8-й армии и его начальника штаба, назначив на их места Пауля фон Гинденбурга и Эриха Людендорфа (забегая вперед, скажем, что именно этим двум генералам суждено будет стать главными немецкими героями Первой мировой войны).
Генштаб требовал от генералов решительных мер по отражению русского наступления. Те сразу приступили к работе. Важную роль в разработке плана сыграл Максимилиан Гофман – малоизвестный тогда, но чрезвычайно эффективный штабист, имя которого прогремит на весь мир в ходе переговоров 1918 года в Брест-Литовске.
Было принято решение перебросить по железной дороге через Кенигсберг главные силы 8-й армии против 2-й армии А. В. Самсонова и попытаться разгромить ее прежде, чем она соединится с частями 1-й армии П. К. Ренненкампфа.
Александр Самсонов. 1914 год.
Надо сказать, что русские командиры сами сделали все для того, чтобы общая картина в Восточной Пруссии из почти критической для немцев трансформировалась во вполне благоприятную. К так называемой «самсоновской катастрофе» привел целый ряд просчетов, допущенных как самим командующим, так и его штабом. В руководстве 2-й армии ошибочно приняли маневр частей немецкой 8-й армии за отступление за Вислу. Уже предвкушая скорый разгром противника, генерал Самсонов убедил командование фронта в необходимости преследования.
Самсоновские войска и 1-я армия генерала Ренненкампфа бросились за «отходящими» немцами, но по расходящимся направлениям. В результате между ними образовалась внушительная брешь в 125 километров. Самоуверенность русских генералов обошлась войскам непозволительно дорого. По сути, А. В. Самсонов сам повел своих солдат и офицеров в капкан. Пользуясь удаленностью 2-й армии от армии генерала Ренненкампфа, Гинденбург и Людендорф увидели возможность для нанесения фланговых ударов.
Гуго Фогель. Пауль фон Гинденбург и Эрих Людендорф. Ок.1917 года
Понятно, что никакого «котла» не получилось бы, да и план немцев терял бы актуальность в случае прихода войск Ренненкампфа на выручку своему давнему сослуживцу. Но тут сыграл свою решающую роль давний разлад между двумя русскими генералами. И что удивительно, немецкое командование знало об этом, на что и сделало ставку (о ссоре Самсонова и Ренненкампфа рассказал генерал Максимилиан Гофман, служивший во время боевых действий на Дальнем Востоке немецким наблюдателем при японской армии). Вряд ли он лично видел драку генералов, но в решающие августовские дни 1914 года именно он доложил Гинденбургу и Людендорфу, что Ренненкампф вряд ли будет сильно спешить на помощь Самсонову.
Генерал Гофман потом вспоминал:
«Генерал Самсонов дал своей армии приказ о преследовании. Русская радиостанция передала приказ в нешифрованном виде, и мы перехватили его. Такое легкомыслие весьма облегчало нам ведение войны на Востоке. Тем временем армия генерала Ренненкампфа продолжала оставаться в своей непостижимой неподвижности. Его кавалерия медленно двигалась вперед, пехота чуть шевелилась».
Все стало ясно, когда штаб немецкой армии перехватил русские радиограммы. Из радиограммы генерала Ренненкампфа от 25 августа выходило, что он, даже если изо всех сил поспешит на соединение с генералом Самсоновым, будет на следующий день все еще слишком далеко, чтобы угрожать немцам с тыла. А из радиограммы генерала Самсонова стало ясно, что он принял отход немцев за паническое отступление и решил сделать все, чтобы их окончательно добить.
Гинденбург и Людендорф не могли поверить в свою удачу. Неужели русские генералы, обстрелянные и опытные, оказались настолько беспечны, что обменивались сообщениями открытым текстом, даже не утруждая себя шифровкой? Неужели так можно поступать во время войны?