Первая мировая война в 211 эпизодах

Подпоручик оказался очень беспокойным пациентом. Он был встревожен, изможден, напуган, все время отдавал приказы. Хотел, вопреки инструкциям врачей, чтобы его подняли из постели, выкрикивал команды, рычал на бедного денщика, который явно любил своего подпоручика и неуклюже пытался помочь ему чем мог. Прогнозы врачей были неутешительными. Он получил серьезное ранение в живот и как следствие — разрыв мочевого пузыря и множественное повреждение кишечника. Хирурги сделали все, что в их силах, и теперь оставалось лишь надеяться на лучшее. Двадцатилетний подпоручик рычал на своего денщика: “Ах ты, подлец, марш в окопы! На передовую!” Флоренс видела, как низкорослый человечек прятался в соседнем отделении, пережидая там гнев своего хозяина. По какой-то причине подпоручик называл Флоренс Зиной. Может, он начал бредить?

Они по-прежнему находились в некоторой изоляции на Румынском фронте, но сегодня до них дошли сенсационные новости из России. Три дня назад в Петрограде произошел государственный переворот, его совершила одна из революционных партий — большевики. Начались повсеместные беспорядки. Картина была неясной и противоречивой, во многом подогреваемой слухами, но похоже, что большевики захватили власть в Петрограде, в то время как правительство Керенского все еще удерживало Москву. “Наши худшие опасения оправдались: в свободной России начинается гражданская война”.

После обеда прогнозы врачей начали сбываться, что, впрочем, не стало неожиданностью. Брюшина подпоручика начала менять цвет. Это гангрена. Счет пошел на часы.

Всю ночь она просидела у его кровати, оставив поступавших раненых на попечение ассистентов. Подпоручик стремительно погружался в бессознательное состояние, в смерть. Пару раз он громко звал свою мать. Единственное, что могла сделать Флоренс, так это дать ему большую дозу морфия.

Он умер в половине шестого утра, его тело перенесли в маленькую комнату. Флоренс видела, как он лежал там, вернее, как его тело лежало там, с закрытыми глазами, скрестив руки на груди. Рядом сидел денщик, с застывшим, бледным лицом. Грохот артобстрела слышался совсем близко, но денщика это, похоже, ничуть не тревожило.

Флоренс запишет потом в своем дневнике:

Не знаю, как долго я еще смогу выносить все это. Я всегда надеялась, что мой опыт на войне, несмотря на все горе и несчастья, повлияет на мою духовную жизнь, сделает меня способной к состраданию, “укрепит мою душу на стезе добра”. Но теперь я хочу найти себе спокойное место, где царит мир.

174.

Среда, 14 ноября 1917 года

Харви Кушинг едет на поезде из Парижа в Булонь-сюр-Мер

Ездить поездами становится настоящим испытанием. Если хочешь попасть в вагон, следует быть на вокзале за час до отправления. В самом поезде главенствует закон джунглей, по крайней мере в том, что касается сидячих мест. Харви Кушинг совершает одну из своих многочисленных поездок в Париж, где он участвует в работе комитетов по улучшению военной медицинской службы и по распространению информации о новых методах лечения. В нем еще жив практический и профессиональный интерес, который однажды привел его во Францию. Еще еле-еле теплится.

На самом деле Кушинга в этот день занимает совсем другое, пока он сидит в покачивающемся вагоне и едет обратно в Булонь-сюр-Мер, в госпиталь, где он приступил к работе. Время десять часов утра.

Пассажиры, сидящие в одном купе с Кушингом, воплощают многоликость публики военного времени. Тут сидит французская пожилая пара: она закутана в шаль, он погружен в чтение утренней газеты. Несколько русских военных, один из них — с пышными светлыми бакенбардами. Несколько бельгийских солдат, легкоузнаваемые по своим кисточкам, болтающимся на головных уборах, которые Кушинг считает “дурацкими”. А еще португальский офицер, он стоит надувшись в коридоре (Кушинг подозревает, что занял его место). И летчик в темно-синей форме; он читает довольно фривольный журнал “Ля Ви Паризьен”, известный своими рисунками полуобнаженных женщин, — эти рисунки часто вырывали и вешали в окопах и казармах; в журнале публикуется также множество объявлений от женщин, желающих познакомиться, но прежде всего от солдат, разыскивающих “крестную”: все знали, что это был пароль, означавший временные сексуальные отношения. Американских военных даже предупредили на самом высоком уровне, чтобы они не смели покупать этот скандальный французский журнал[257].