Сразу за ответом на челобитье новгородского воеводы (18 мая 1493 г.) из ВКЛ было отправлено посольство во главе с Андреем Олехновичем и Войткой Яновичем. Оно прибыло в Москву 29 июня с грамотой от великого князя литовского от 18 мая{349}
. Не имея полномочий на заключение мира, послы предъявили претензии в нарушении традиционно существовавших порядков («старину оставляете, а въ новые дела въступаете»){350}. Главным было возобновление переговорного процесса, и следующее посольство в том же составе прибыло в сентябре в Москву уже для организации приезда великих послов{351}.17 января 1494 г. великое посольство во главе с панами Петром Яновичем Монтигирдовичем, воеводой трокским и маршалком земским, и Станиславом Яновичем Кезгайло, старостой жомойтским, достигло Москвы{352}
. Первоначальная позиция посольства была очевидной: заключить мир по тому образцу, что уже был реализован Казимиром и Василием II Темным в 1449 г., и закрепить между государствами распределение владений, существовавшее со времен Витовта и Василия I Дмитриевича{353}.Между тем в инструкции послам, отправлявшимся в Москву, великий князь Александр с панами-радой «намовил и установил» пойти на значительные уступки. Конечно, изначально нужно было ориентироваться на условия старого договора, по ходу переговоров замечать, «какъ тамъ тая речь пойдеть», чтобы вести к утверждению своей позиции. В случае же, если послы Петр и Станислав «не възмогуть к тому прыперети», планировалось оставить Великий Новгород в московской стороне, а зато в литовскую сторону внести Лифлянты (Ливонию). Твердо нужно было стоять и за Великое княжество Тверское (чтобы было записано так же, как в договоре 1449 г.), но затем оставить претензии на влияние в нем на Козельск, отчины Мезецких князей и Хлепень. Если же и на это условие великий князь московский не согласится, послы могли поступиться, «aby dokonczanie szto pred sia». To же касалось и великого князя рязанского. А вот князей Новосильских с их отчинами нужно было отстоять полностью или хотя бы указать согласно старым формулировкам (1449 г.). Планировалось просить московскую сторону отпустить в ВКЛ Вяземских, Мезецких и Мосальских князей и при этом сохранить за ними их отчины. Если же московский государь выразит обеспокоенность в возможной казни этих князей «za ich wystupy», то напомнить о князьях-эмигрантах из Москвы (Семен Иванович Можайский, Семен Иванович Шемячич, Василий Михайлович Верейский), чтобы Иван III «hniew swoy im otpustit», предоставил им старые отчины, а великий князь Александр их отпустит «iz swoieho panstwa»{354}
. Обмен князьями подразумевал возврат ВКЛ значительных территорий с одновременным воссозданием в составе Великого княжества Московского крупных уделов. Неудивительно, что такой фантастический проект не был даже озвучен в ходе переговоров. Чуть позже (в 1495 г.) князей Вяземских и Мезецких великий князь Александр назовет уже предателями, которые «нашы были слуги, а зрадивши насъ через присяги свои и втекли до твоей м(и)л(о)сти земли, какъ то лихии люди»{355}.23 января послов приняли на дворе Ивана III. Непосредственно беседу вели бояре князь Василий Иванович Патрикеев, князь Семен Иванович Ряполовский и Дмитрий Владимирович. Позиции литовских послов князь Семен противопоставил вовращение к распределению земель при великих князьях московских Семене Ивановиче и Иване Ивановиче и великом князе литовском Ольгерде. В результате стороны со ссылкой на «незгоду» прежних времен отказались от малореальных проектов и начали решать «как межи государей пригожъ делу быти»{356}
.Литовская сторона сразу пошла на значительные уступки. Были забыты интересы в Новгороде, Пскове, Твери и оставлялись Москве ощутимые доходы с ряда новгородских волостей (чернокунства). Однако «новины», которые приобрел московский государь (Вязьму, Мезецк, Серпейск, Мосальск, Опаков, волости князей Воротынских, «отрубленную» часть Торопецкой земли), послы требовали вернуть{357}
.Через два дня там же и с тем же составом участников переговоры продолжились. На этот раз ряд заявлений был сделан московской стороной. Во-первых, литовский великий князь предлагал московскому то, что и так ему принадлежит («онъ нашего же намъ поступается»). Во-вторых, хорошо бы было, чтобы Александр Казимирович поступился тем, что написано в грамотах времен великих князей московских Семена и Ивана Ивановичей и литовского Ольгерда; однако Иван III «выпускает» из тех грамот Смоленск и Брянск. В-третьих, предлагалось заключить соглашение по принципу, кто чем владеет («что ныне мы… дръжимъ къ своему государьству, то будемъ и дръжати; а что онъ держитъ къ своему государьству, то бы он и дръжалъ»){358}
.