Первая мрачная ночь

– Ну кое-какую загадку я распутала. Насчет треклятого браслета. Для этого провела с Юрочкиной конфиденциальную беседу, в ходе которой установились следующие факты: Ангелина, оказывается, училась с Крюковым в одной школе. Это поспособствовало их дальнейшей дружбе, когда Юрочкина и стала Юрочкиной. Школа, ностальгия… Но только дружбе. Крюков нашел себе друга женского пола, помогающего ему разобраться с мотивами некоторых женских поступков – говорю, «некоторых», ибо абсолютное большинство поступков, совершенных дамами, мотивов элементарно не имеет, – а также протягивающего руку помощи советами. Разумеется, Ангелина о любовнице знала, потому она благосклонно относилась к Наталье – здесь и сочувствие, и чувство вины, и чисто женская солидарность. И вот в конце апреля Крюков попросил подругу выбрать подарок для любовницы. Что ей оставалось делать? Александр все же был ей ближе, чем Наталья, при всей симпатии к последней. То есть Колесникова не крала браслет, он покупался для нее.

– Ясно.

– Ну пока, подруга. Держись.

– Что, Юль, досталось тебе от нашего брата? – сострадательно поинтересовался слышавший весь разговор Попрыгунчик, как только за Катей закрылась дверь. Надо ж, помнит хоть, к какому полу он относится.

– Да так, – неопределенно отмахнулась я.

– Ну ничего, вот выпишут нас, и я возьму тебя с собой на Марс.

– Лучше на Венеру, – предложила я.

– Почему?

– Там теплее.

На следующий день меня посетил тот, кого я менее всего рассчитывала увидеть, но более всего увидеть хотела, – Акунинский Борис Николаевич. Тихо сев на стул, он справился о моем самочувствии, но вместо ответа я удивленно воскликнула:

– Вы – здесь? Но почему?

– Да, твоя подруга просто с ума меня свела настойчивыми звонками, мол, сходите к Юле, она вас ждет, – неловко хихикнул следователь, затем посерьезнел и тяжко вздохнул: – Юля, я ведь не просто так встал на этот путь.

– На какой? – моргнула я.

– Путь поимки злодеев. У меня была сестра… Возрастом как ты сейчас, ну а я был на два года моложе. Вот… Тоже связалась с одним. Бандитом. Только для нее это закончилось еще хуже. Теперь вижусь с ней только на кладбище. В тот самый миг, когда ее не стало, я и выбрал себе будущую профессию, м-да… Я вот это к чему. Ты очень похожа на нее, и не только внешне. Я какую-то… не знаю… непонятную нежность к тебе испытываю в связи с этим. Так что давай договоримся: я удовлетворю твое любопытство, а ты пообещаешь больше никогда не связываться с такими парнями.

Не особо вдумываясь в смысл обещания, я сразу же кивнула. Какого-то неопределенного «потом» для меня в те дни просто не существовало, было только «сейчас», и это «сейчас» требовало знать истину.

– Вот и хорошо. Раскололся твой Коля. Слушай.

Детство у Николая Анатольевича Хрякина было не сказать чтобы очень хорошим. Семья Хрякиных жила бедно, в отличие от состоятельных Крюковых, живших в том же подъезде, что и поспособствовало возникновению мальчишеской дружбы. Сколько себя помнил, Николай всегда завидовал по-черному приятелю, у семьи которого даже во времена застоя было все, ведь отец частенько выезжал за границу в командировки. С детства Коля мечтал стать актером (уж кому, как не мне, знать, что у него явно имеется к этому талант) и после школы пробовался и во ВГИК, и в Щукинское, но, не имея ни блата, ни денег, пройти громадный конкурс просто-таки нереально. Крюковы, воспользовавшись связями, пропихнули его в Академию управления, где на тот момент учился Александр. Опять подачки! Опять чувство, что ты кому-то обязан! Опять унижение, опять ощущение, что ты хуже, что ты недостоин! Для самовлюбленного Хрякина это был удар по чувству собственного достоинства.

Проходит время, Николай получает диплом, но благопристойной работы не находит. И снова Крюков приходит на выручку, устраивая друга в свой банк. Николай соглашается с поставленным самому себе условием занять место Крюкова, показать, что и он сам на что-то способен, в обход друга. Через некоторое время он узнает, что солидная доля капитала складывается путем обманных махинаций с вкладчиками, да ему было все равно, а вот Юрочкин был категорически против и не раз высказывался в защиту потребителей услуг, но все же место зама отбивало охоту поднять настоящий бунт.