Первая на возвращение. Аристократка в Советской России

Потом к нам присоединился человек, читавший экономическую книгу, при этом не восхваляя и не осуждая существующие порядки, и вскоре разговор стал всеобщим. К моему удивлению, мнения высказывались вполне свободно. И даже разгорелся жаркий спор о достоинствах пятилетнего плана. Однако я отметила, что горечь, нервозность и раздражение прежних дней исчезли, сменившись намного более нормальным и терпимым отношением друг к другу дискутировавших сторон.

"Нельзя ожидать, что всё будет идти именно так, как хочется, – заметил рабочий, который сидел у окна и молча слушал спор между сторонниками старой и новой России. – Не забывайте о том, что нам мешают, что мы сражаемся в одиночку, непризнанные и подвергаемые травле со всех сторон".

"Да, это так, – согласился мужчина средних лет. – Вы правы. Мы ведь прошли через мировую войну, революцию, гражданскую войну, голод и 'все казни египетские'. И, как вы только что подметили, враги нашей свободы нападали и продолжают нападать на нас со всех сторон. Диву даёшься, как мы умудряемся столь хорошо справляться в подобных обстоятельствах, и историки будущего, несомненно, воздадут нам за это должное".

"Должное за отъём моих кур и моего зерна", – проворчал старый крестьянин, но в этот момент мы прибыли в Детское Село и вышли из поезда.

"Передайте американским студентам, чтобы они приезжали посмотреть, как мы тут прогрессируем, – весело воскликнул студент, открыв окно и высунувшись как можно дальше, чтоб быть услышанным. – Не забудьте передать им моё приглашение, хорошо?"

Со станции мы тут же двинулись к дворцам. Вик нёс под мышкой краюху хлеба и колбаску, оставшуюся от берлинских запасов.

"Отправляясь на обзорную экскурсию после завтрака, – говорили нам перед отъездом из Америки опытные путешественники по России, – помните, что вы вернётесь в гостиницу лишь через много часов и, следовательно, будете умирать от голода. Поэтому вам всегда стоит брать с собой, что перекусить".

Находясь под большим впечатлением от этого совета, мы и решили захватить с собой в поездку хлеб и колбаску; немцы же, стоило им узнать, что мы запрятали в неуклюжем на вид свёртке, одобрительно просияв, предложили нести его по очереди.

Поскольку тротуары были страшно скользкими и транспорта почти не было, мы шли по проезжей части. Однако дважды нам пришлось отходить в сторону, дабы пропустить роты солдат. Те были очень добротно одеты, по-видимому, сытно накормлены и выглядели воплощением здоровья, энергично маршируя мимо нас и распевая революционные песни.

"С этими ребятами всё в полном порядке, – заметил Вик. – Они в довольно хорошей форме".

И герр Фурман громко посетовал, что не захватил с собой фотоаппарат, так как желал бы сделать несколько снимков "столь живо обсуждаемой Красной армии".

"Лучше оставьте Красную армию в покое", – посоветовал Вик и как в воду глядел, потому что некоторое время спустя в Москве герр Фурман попал в большую беду, пытаясь сфотографировать военную демонстрацию в честь пятнадцатилетия революции.

Чуть дальше мы увидели очередь, выстроившуюся у кооперативного магазина, и я привлекла к ней внимание Вика. "Только посмотри, как их мало, – воскликнула я. – Ты не можешь себе представить, сколь длинными были очереди десять лет назад". А позже один коммунист поведал нам, что именно по длине очереди можно судить о том, как ходит общественный транспорт. "Если с ним всё плохо, то очередь на остановке накапливается моментально; если же хорошо, то очередь короткая или её нет вообще, – объяснил он, – и тогда мы ужасно рады".

Мы двигались по улицам мимо Екатерининского парка – того самого старого парка, где мы с мамой проводили все наши дни бурным летом 1917-го, когда не смогли поехать в нашу орловскую усадьбу и были вынуждены снять дачу в Царском Селе. Вдалеке я сумела разглядеть знакомые широкие аллеи, тогда как мой разум живо прокручивал воспоминания обо всех прекрасных променадах, прудах и беседках, что делали этот парк столь восхитительным местом. Мы практически жили в нём в течение того странного лета, с утра до вечера прогуливаясь или же сидя в нашей любимой беседке, спрятавшись подальше ото всех, читая, делая записи в дневник, занимаясь шитьём и разговаривая – не в силах наговориться, будто понимали, что вскоре расстанемся навсегда. И вот пожалуйста, пятнадцать лет спустя я вступила в тот же парк как американская туристка на обзорной экскурсии. "Невероятно, как может играть человеком судьба", – продолжала думать я, и только знакомое присутствие Вика в его грубом старом пальто, чуть пахнущем хорошим американским табаком, и успокаивающее тепло его руки, ощущавшейся столь надёжной, пока я цеплялась за неё ледяными пальцами, удерживали меня от того, чтобы рухнуть на одну из старых скамеек и зарыдать.

Наконец мы, войдя в необъятный курдонёр12, остановились перед Екатерининским дворцом. Бело-серебристо-голубой, он сиял на солнце, и его величие и великолепие вновь после стольких лет так сильно изумили меня, будто я узрела его впервые в жизни.