Первая научная история войны 1812 года

Что же: вы сами можете сделать однозначные выводы об этой романтической истории влечения и назначения. Я же лишь отмечу, что примерно в описанное время юный Сережа Уваров, исходя из сохранившихся портретов, был красивым молодым человеком с томным и порочным взглядом и хорошими манерами – как раз таким, какими окружал себя император.

Именно миловидность была основным доводом продвижения по службе разного рода второстепенных особ при Александре. Дочь Ф.В. Ростопчина Наталия не гнушается заявить открытым текстом о дипломате Павле Дмитриевиче Киселеве (1788–1872): «Тогда это был молодой красавец лет тридцати; лицо его понравилось императору Александру, и он взял Киселева к себе в адъютанты».⁷³ Мало кто знает, что одно из видных мест в ставке русского императора в начале войны 1812 года занимал известный европейский авантюрист, долгое время бывший открытым любовником короля Швеции Густава III (1746–1792), барон Густав Мориц Армфельт (1757–1814).⁷⁴

Александр даже не постеснялся заказать эскизы церковного православного «причастного прибора» открытому поклоннику уранической любви (urnische Liebe – этот термин появился несколько позднее, но сегодня прочно вошел в специальную литературу) – великому французскому художнику Шарлю Персье (1764–1838). Я вкратце напомню: чета придворных архитекторов Наполеона – Пьер Франсуа Леонар Фонтен (1762–1853) и Ш. Персье – являлись создателями стиля ампир.⁷⁵ То были действительно выдающиеся и блистательные мастера, но, что курьезно (в свете отстаивания местной «духовности»), весь свет знал об их открытой, фактически официальной любовной связи. Художники жили в нескрываемом гражданском браке, их официальная деловая корреспонденция (прекрасный документ из которой хранится и в моей коллекции) велась на бланке под двумя именами (часто обоими именами и подписывалась). Упомянутый причастный прибор по эскизам главного любителя античной эстетики Ш. Персье был выполнен знаменитым ювелиром и бронзовщиком Мартином Гийомом Бьенне (1764–1843), также не чуравшимся «эллинских удовольствий». Сегодня тарели, звездица и потир хранятся в государственном Эрмитаже (инвентарные номера: Э 14 800 – 14 802, Э 14 804).⁷⁶

Еще один характерный факт: если вы взгляните на парадный портрет генерала от артиллерии А.А. Аракчеева (1769–1834), то обнаружите на шее (даже не в петлице!) миниатюрное изображение императора Александра, выполненное на слоновой кости и подаренное самим царем. Обычно портреты возлюбленных носили все же девушки и дамы. Отмечу, что из особых чувств генерал картинно приказал вытащить из оправы и вернуть императору бриллианты, оставив лишь само изображение своего любимого царя. Историки знают и о том случае (в 1812 г.), когда царь заставил А.А. Аракчеева поревновать: «Прощаясь… с Ростопчиным, император с особенным чувством поцеловал его. Это не прошло незамеченным для А.А. Аракчеева, который после поздравил губернатора с высшим знаком благоволения со стороны государя…»⁷⁷

Сразу после странной и скоропостижной смерти Александра I А.А. Аракчеев был уволен со службы: отношение к нему оказалось столь неприязненное, что даже не стали долго ждать для сохранения красивой проформы. Тогда патриот А.А. Аракчеев отправился путешествовать за границу – и, естественно, посетил Париж. Здесь он заказал столовые позолоченные бронзовые часы (неужели на родине не нашлось достойного мастера французского происхождения?) с бюстом покойного царя – и с музыкой, играющей раз в сутки, в 11 часов вечера: то есть в момент зафиксированной смерти Александра. Представим психическое состояние этого персонажа: каждый день слушать напоминание о подобном событии.⁷⁸

Кстати, такая, как говаривали, «собачья» преданность А.А. Аракчеева своему «хозяину» могла быть использована последним для одного нелицеприятного и весьма конфиденциального поручения в апреле 1813 года (о неожиданном и подозрительном событии в русской армии я расскажу в соответствующей главе)…

Таким образом, дошедшие до нас (после сильной «чистки» царской семьей) документы, свидетельства очевидцев, а также логическое сопоставление фактов, позволяют сделать следующие выводы: император Александр, вероятно, страдал от импотенции – и пытался всячески это маскировать показным волокитством, не оканчивавшимся сексуальными актами. Вместе с тем, по всей видимости, русский царь был латентным гомосексуалом, примечавшим красивых юношей: этому сопутствовала еще и его откровенно женоподобная психофизика, вульгарная манерность. Не стоит исключать того, что от постоянного сокрытия обоих появившихся психологических комплексов, у Александра развилась сексуальная перверсия, выразившаяся в искаженного рода интимных отношениях с собственной сестрой (которая многое знала).