Первая научная история войны 1812 года

Но основная трагедия и для самого императора, и для его страны и близких, состояла в том, что он оказался совершенно неспособным на какие бы то ни было подлинные чувства (кроме зависти и ненависти к Наполеону): он никого не любил. Александр был холодный, почти как рептилия. Испытывая эстетический интерес к молодым мужчинам, он не мог по-настоящему глубоко чувствовать (вероятно, не в последнюю очередь из-за психологических проблем, связанных с чудовищными событиями его юности) – или даже просто физиологически удовлетворяться. Проблема была отнюдь не в предпочтениях к молодым людям, а в том, что он не мог естественным образом радоваться этим предпочтениям в полной мере. В конце концов, королю Пруссии Фридриху Великому (1712–1786), знаменитому полководцу Евгению Савойскому (1663–1736), рыцарю Ричарду Львиное Сердце (1157–1199) и многим другим подобная любовь не мешала быть выдающимися военными или государственными деятелями (кстати, и грандиозный русский реформатор Петр I был бисексуален). Но у них, конечно, не было проблем с потенцией…⁷⁹

Уж не знаю, что было бы для «чувств» черносотенцев и мракобесов хуже: возможно, они бы предпочли, чтобы Александр был близок с какой-нибудь Матильдой (как говорится, беда познается в сравнении…). Неудовлетворенность сильно отразилась на поведении Александра в политике: вечное стремление к войне, непоследовательность любых действий, скрытность, лицемерие и, в конце концов, психический слом – уход от всех дел в мистику, в психически нездоровую манию религиозности (хотя и здесь не обошлось без наигранности).

Вся деятельность царя (официальный титул «император и самодержец» – но в документах эпохи часто именовался русским «царем», а затем и официально – «царь Польский») во внутренней и особенно во внешней политике не может быть верно понята без учета его психического состояния и недугов. Возможно, уже предрасположенный от рождения к странностям, он был воспитан в шизоидной атмосфере ненависти между бабкой и отцом, которые боялись взаимного заговора, а позже над ним самим висел дамоклов меч дворцового переворота. Крупный современный историк эпохи 1812 года Адам Замойский обращает внимание на дневники юного цесаревича: «Не стоило бы всерьез обращать внимание на основные слабости Александра, – тщеславие, слабость и лень, – когда бы не печать нравственного воспитания, которому он подвергался и которое при ограниченных возможностях заставляло его замахиваться на нечто глобальное. Ему приходилось вести дневники, куда он заносил любой просчет, любое проявление скверного поведения, каждый случай потери самообладания или пример проявленного недостаточного усердия в учебе. «Я лентяй, отдающийся безответственности, неспособный верно мыслить, говорить и действовать», – записал в свой кондуит двенадцатилетний мальчик 19 июля 1789 г. «Себялюбие есть один из моих недостатков, и главная причина – тщеславие. Легко представить себе, до чего они могут довести меня, если я дам им возможность развиться», – комментировал он 27 августа». Такого рода постоянные самобичевания лишь усугубляли врожденное чувство собственной несостоятельности».⁸⁰

Это и объясняет то чудовищное чувство зависти к гениальному и блестящему во всех своих делах Бонапарту. Ничтожество прекрасно осознавало свою бездарность – и оттого ненависть только крепла. Александр озлоблялся – и в итоге положил жизни много сотен тысяч своих подданных лишь для удовлетворения собственного больного тщеславия маленького человека. Сотрудник государственного Эрмитажа, исследователь эпохи Александра I В.М. Файбисович (1950 г. р.) резюмирует: «Впрочем, и дружба, и вражда Александра с Наполеоном были сотканы из парадоксов: миролюбивый русский император был инициатором всех своих войн с Францией, а воинственный император французов неустанно добивался союза с Россией».⁸¹

Свою страну Александр Павлович презирал и не чувствовал себя в ней комфортно (об этом подробнее мы узнаем позднее). Еще в 19 лет он записал: «Мое намерение – поселиться с женой на берегах Рейна…»⁸² Позже, развязав войну 1812 года, он бросит армию – и из далекого Петербурга станет наблюдать за несчастиями своего народа (Александр также отдаст приказ выжигать города и села перед оставлением их русской армией). А после этого ада царь отправится путешествовать по Европе – и несколько лет почти не появляется в России (он также никогда не посетит Бородинское поле – этого русские офицеры ему не простили до самой смерти). Перефразируя известную сентенцию, скажу, что империя гниет с императора.