Первая научная история войны 1812 года

Поразительно и показательно, что еще 23 июля 1812 года в будущем известный художник-иллюстратор войны со стороны армии Наполеона Х.В. Фабер дю Фор (1780–1857), комментируя местных крестьян, записал в дневнике: «Интересное зрелище представляли собой костюмы людей, до мельчайших деталей покроя повторяющие одежду их предков, изображенную около восемнадцати веков назад на колоннах Траяна и Антонина. Они сохранили не только костюмы этих древних времен, но и тот же уровень цивилизации и простоту нравов. Поскольку они жили почти без всякой связи с народами Запада, мы казались им такими странными, такими необычными, что казалось, будто нас разделяют не многие сотни миль, а многие века».⁶ В том же дневнике мы можем видеть зарисовку с натуры, на которой, действительно, сразу бросается в глаза шапка крестьянина, которую носили древние даки — противники Рима. Ничто в истории не исчезает бесследно…

И тогда понятны, и органичны все те восклицания офицеров армии Наполеона и его самого о «варварах» и «скифах», которые сами сжигают свои деревни и города (включая Москву): происходил контакт совершенно противоположных друг другу систем и традиций (употреблять термин «цивилизация» во множественном числе проблематично — т. к. одна из сторон с трудом может быть названа цивилизованной).

Уже после того, как я сформулировал для себя концепцию символического противостояния «Рима» и «варваров», я обратился к переводу практически забытых и никем не изучаемых, но категорически важных воспоминаний знаменитого в те годы Главного хирурга армии Наполеона в 1812 году Доминика Жана Ларрея (1766–1842). Реформатор медицинской службы и выдающийся врач-практик, самоотверженно преданный своему делу, он спас множество солдат не только своей, но и русской армии! Большое впечатление производит его оценка исторического момента: Ларрей буквальным образом сравнивал вынужденный поход Наполеона с попытками «Траяна, Аврелиана и Феодосия своими победами на время противостоять дакам или защищаться от наиболее настырных волн варваров, которые все же затопили Римскую Империю. Он (Наполеон — прим. мое, Е.П.) знал о недавней атаке Суворова со своими татарами (подобное пренебрежительное название русских войск было в традиции еще восемнадцатого века — прим. мое, Е.П.) на Италию и попытки его атаки на Францию».⁷

Повторюсь, в изложенном выше продолжительном пассаже речь идет именно о символе и феноменологии. С течением времени и германские племена проделали путь восприятия римской цивилизации: и сегодня это прекрасные народы, возделывающие самую сильную экономику Европы, люди замечательные в общении и в деловом отношении. То есть и в своей древности упомянутые еще нецивилизованные племена — это отнюдь не бестолковые и жестокие дикари с террористической религиозной идеологией из ближневосточной пустыни — истинные системные враги цивилизации! Сквозь агрессию, ошибки и отставание, но европейские противники Древнего Рима все же сумели воспринять его достижения.

Как вы заметили выше, я использовал в отношении Наполеона термин и определение «гений». Важно объяснить, что это не клише и не эффектное словцо, а суровый диктат научной реальности. К сожалению, историки часто замыкаются в своей дисциплине, не понимая, что, по сути, история есть наука, требующая междисциплинарного подхода. Так и при определении способностей и оценки поступков ее действующих лиц, мы должны иметь в виду достижения нейрофизиологов (а также антропологов, психиатров, социологов, эволюционистов). Мы — это наш мозг. Именно поэтому Моцарт с пяти лет писал оперы, а затем целые симфонии мог записать без исправлений — сразу набело (в то время как многих не заставишь выучить и азы музыкальной грамоты). Есть люди склонные к разным областям знаний: гуманитарии и «технари», поэты и банкиры, приматы с архаичным поведением (преступники, террористы и др.); и люди, одаренные большими интеллектуальными способностями и развитой эмпатией. Все это зависит от строения полей и подполей головного мозга, от метаболизма и так называемой изменчивости. Все объясняется морфологией мозга (безусловно, в дополнении знаний, полученных в определенной среде).