Первая научная история войны 1812 года

Для населения с сильным комплексом ущербности огромную психологическую роль играет эффектная внешняя политика. Здесь Екатерине II повезло еще больше: она несколько раз удачно «кусала» «больного человека Европы» — находившуюся в кризисе и ужасно отставшую от прогресса Османскую империю. Для побед над архаичной в тактике и стратегии турецкой армией особого таланта генералов и новаторства всей военной системы не требовалось: поэтому государственной пропаганде и словоохотливым сервильным литераторам удалось создать ряд «выдающихся русских полководцев». Однако все эти (те, кто дожил…) дутые величины затем моментально опозорились в войнах с серьезной современной европейской армией — с французской. Генерал А. П. Ермолов цитирует характерный рассказ генерала М. А. Милорадовича (1771–1825) о кампании 1806 года супротив турок:

«Я, узнавши о движении неприятеля, пошел навстречу; по слухам был он в числе 16 000 человек; я написал в реляции, что разбил 12 000, а их на самом деле было турок не более четырех тысяч человек».⁹⁴

Отношение самих русских военных к толпе вооруженных турок охарактеризовано прекрасно; кроме того, здесь мы примерно понимаем расклад: на сколько частей надо делить число, упомянутое в русских реляциях, чтобы получить реальную численность противника.

Чем же закончилась блистающая европейскими нарядами и идеями жизнь великой российской императрицы? В последние месяцы она имела много переживаний из-за зверств, творимых внуком Константином, и подозрений о невозможности Александра иметь детей: а ведь именно на них бабка возлагала скорые и большие надежды. Здоровье ухудшалось. У Екатерины случился инсульт: она упала в гардеробной, вскоре ее хватились, нашли и перетащили в комнату. Когда приехал сын, Павел, он вместе с подручными начал срочно искать акт о его отрешении от престола и прочие опасные бумаги. В итоге все «лишнее» в нескольких скатертях было вынесено и уничтожено, причем, когда они бегали подле императрицы, мозг Екатерины был уже сильно поражен, но она еще была жива: очевидцы сообщают, как ее грудь билась в судорогах. Вскоре она скончалась.⁹⁵ Поскольку территория империи была огромной, дороги плохими, а наука, угнетаемая попами, еще не дошла до современных средств передачи информации, в некоторых отдаленных местах продолжали устраивать рутинные молебны в ее здравие еще несколько недель.

Французское влияние и создание русского литературного языка

Преклонение 18-го века перед Францией не поколебало и правление императора Павла I, который, как известно, был истовым любителем прусских военных порядков. Знаменитая художница эпохи Наполеона Э. Виже-Лебрен писала:

«Превеликий почитатель литературы французской, он (Павел — прим. мое, Е. П.) привлекал своими щедротами актеров, доставляющих ему удовольствие зрелища наших шедевров. …На приемах бывало столько французов, что можно было легко вообразить себя в Париже».

Далее одна из самых популярных художниц-портретисток русской аристократии рассказывает о наиболее богатом русском — о Демидове, один из сыновей которого вообще постоянно живет в Париже.⁹⁶

Сегодняшнему читателю было бы весьма затруднительно понимать слог авторов восемнадцатого века — да и участников событий 1812 года. Подчеркну: сложившегося русского литературного языка тогда еще не существовало — писатели и поэты лишь были в процессе его «перевода» с французского и прочих европейских языков. К примеру, одним из крупных деятелей упомянутого процесса был Карамзин. Среди прочего, он стал использовать слова-кальки: «влюбленность», «трогательный», «занимательный» «впечатление» и «влияние». Именно он подарил русскому языку термины: «промышленность», «эстетический», «гармония», «сосредоточить», «моральный», «эпоха», «сцена», «катастрофа», «будущность» и т. д.

Я полагаю, что нет смысла не доверять (или заподозрить его в чем-то «непатриотичном») авторитетному мнению знаменитого русского поэта, переводчика, критика и современника войны 1812 года Василия Андреевича Жуковского (1783, Село Мишенское — 1852, Баден-Баден), который в конспекте «Два языка» уже в конце 1827 — начале 1828 года писал о русском языке следующее:

«Он разделял судьбу государства и следовал за ним во всех его преобразованиях. …Он окончательно не установился, но продолжает формироваться…»⁹⁷