Спасает только темнота и кленовая ветка за окном. Когда светло — она качается, когда темно — скребётся в стекло, будто внутрь просится. Листья на ней наливаются красно-оранжевым, темнеют, а потом начинают исчезать. Просыпаясь, она пересчитывает кленовые пятерни. Их становится всё меньше.
И опять дверь открывается — Нейрор пришёл, кто же ещё?
— Уй-ти…
— Всё, ты меня достала, Кассел!
Ну и слава Деве Луне. Может, теперь в покое оставит.
Светло, потом темно. И снова светло. С ветки три листа пропало. Приходила санитарка, медсестра заглядывала. Они что-то делают, но всё равно приведениями кажутся. Скользят мимо полупрозрачные. Даже когда к здоровой руке прикасаются, почти не чувствуется.
А дверь всё же опять открывается — в реальности, а не призрачном мареве. Нейрору всё неймётся?
— Здравствуй, Дира…
Мать в палату зашла, держа платок в руках. Губы подрагивают, брови страдальчески задраны. Неужели действительно заплачет?
Кассел приподнялась, вцепилась правой рукой в поручень кровати, садясь.
— Ма-ам?..
Нет, не заплакала. Глянула мельком и отвернулась к окну: спина прямая, профиль гордый, тонкие пальцы сжимают платок, изумруд в кольце поблёскивает сдержано-благородно.
— Я знала, что ничем хорошим ты не закончишь, — заговорила негромко, размеренно, будто с листа читая. — Это всё проклятая кровь Ван’Касселов в тебе. Ни малейшего понятия о чести и долге, ни крохи ответственности. Только завиральные идеи. Но мне и в кошмаре не могло присниться подобное.
Леди повела рукой, словно хотела на постель указать, но передумала. По-сорочьи быстро глянула, на мгновение всего контроль над лицом потеряв. Но и этой секунды хватило, чтобы понять: ничего, кроме брезгливости, госпожа Ван’Кассель не испытывает.
Мать подняла-таки платочек, но не для того чтобы глаза промокнуть — к носу поднесла. Хотя, наверное, в палате и вправду пахло… не очень. Уборка уборкой, а лежачие больные розами не благоухают.
— Прежде чем решаться на свои эскапады, ты могла бы подумать, что станет с остальными, со мной. И как мы дальше будем жить? У тебя теперь даже мужа нет, способного оплатить содержание…
— Н-да, — хмыкнул Нейрор, почесав ногтём щеку — небритую. И седой тут был, просто Дира его не сразу заметила. — Я на другой эффект рассчитывал. Выйдите-ка, леди Ван’Кассель.
— Но я…
— Вам сказано выйти, — спокойно так сказал. Посторонившись, пропуская даму, презрительным взглядом его наградившую, в коридор. В сторону дочери Хэрра даже головы не повернула. — Извини. Я, правда, другого ждал.
Дира даже если и могла — не ответила бы. Оказывается, ничто способны чувства испытывать. Стыд, например. От которого хочется где угодно очутиться — хоть на Луне, хоть в Хаосе — но только не здесь.
— Хреновый из меня терапевт, — Март провёл пятернёй по выстриженному ёжику. — Но я уже просто не знаю, как до тебя ещё достучаться!
— За-ем?
Вот уж лучше бы рот на замке держала — меньше бы слюнями булькала.
— Зачем, зачем?! Затем! — рявкнул Нейрор. — Мне доктор Кассел нужна, вот зачем! А ты с какого-то перепугу помирать собралась!
— Я не… — слово «доктор», конечно, выговорить она так и не сумела, вышло лишь бессмысленное блямканье.
— А кто ты? Решила переквалифицироваться в вязальщицу носков? Или в цветочницу? Всех излечим, кроме себя? Вот уж никогда бы не подумал, что перед такой мелочью ты пасанёшь! И…
Он что-то ещё кричал, даже руками размахивал. Только Дира его уже не слышала. Хотела было возразить, мол, никакая это не мелочь. Но не сумела даже рта раскрыть — челюсть свело судорогой и горло будто пятернёй сжало. А на сложенные поверх одеяла ладони быстро-быстро закапали… слёзы?
Как это так получилось, Кассел и сама не поняла. Но получилось вот. Дира действительно рыдала, размазывая сопли по нейроровскому халату, за него же цепляясь. А Март её по голове гладил, бормоча что-то бессмысленно успокаивающее.
Вероятно, чудеса на свете всё же случаются.
Платье было хорошо. Наверное. По крайней мере, плохое бы Бэра не выбрала. Уж в чём, в чём, а в моде и дорогих шмотках кузина разбиралась. Но обилие страз и кружев — а из чехла ещё и перья высовывались — Диру откровенно смущало. Конечно, выписка — это знаковое событие. Но для вечернего наряда как-то мелковато.
— Я просила одежду мне привезти, — Кассел решительно застегнула мешок. — Сомневаюсь, что за несколько месяцев мода настолько изменилась, что в шелках по улицам ходят.
— По улицам в чём только не ходят! — отмахнулась Бэра, в картинной позе на больничной койке развалившись и пощипывая ей же принесённый виноград. — Но вообще-то прямо отсюда мы едем в Иллюзион, потом в ресторан, а дальше…
— Кутить, я знаю, — мрачно перебила веселящуюся сестрёнку Дира. — Но в этот раз без меня. Во-первых, мне нельзя. А, во-вторых, ни малейшего желания веселиться не испытываю.
— А к чему желание испытываешь? — кузина приподняла тонко выщипанную бровку. — К тоске и страданиям?