Выйти в этот бедлам в жёлтом халате — сумасшествие. Дёргают, за руки хватают, в глаза заглядывают. Лица вокруг каруселью.
— Доченька, а когда меня-то посмотрят? — раззявленная дыра с одиноко торчащим зубом в грязной, как пенька спутанной бороде.
— Как только врач освободится…
И чего ждёшь, пень старый? Давно бы нашёл ишака какого, да своим ходом добрался. Раз хватает сил на солнцепёке сидеть, то хватит и до ближайшей больницы дойти.
— А вы не видели мальчика, светленький такой, с родинкой? Ашером его зовут, никак найти не могу. Не видели, нет? — глаза из-под платка выпученные, реальности в них ноль.
— Не видела, спросите у сестёр. И пусть они вам валерьяночки накапают.
Какая валерьяночка, доктор Кассел? Она, небось, уже и отвыть над своим мальчиком успела — там, за лазаретом. А теперь вот ищет. С ума сойти иной раз проще, чем пережить.
— Доктор, ну почему тут папа мой! Он же живой! Помогите, я всё… — и тянет пригоршню с браслетами-колечками, а у самой мочка рваная. Видимо, поранилась, когда серьгу срывала.
Посмотрела на папу и дальше что? Живой ещё, конечно. Удивительно, что живой. Но ничего это для него не меняет. Тут только похлопать по плечику дочку утешительно.
— Доктор, куда её? — с санитарами надо что-то делать. И вправду не соображают, бегают, как зомби.
— Спроси у эвакуатора… Эй! Стой! Куда ты труп-то прёшь?
— Так девка же…
— И что? Если так понравилась, затащи в кустики и трахни потихоньку.
Сначала ляпнула, а только потом поняла, что ляпнула. Вот бы сейчас в обморок упасть. А ещё лучше проснуться. Ни того, ни другого не получилось. Выдрала полу халата из грязных, цепляющихся репьями рук. Да и помчалась, дороги не разбирая. Затормозила только за лазаретом, у кромки уже вытоптанного пустыря, на котором ровными рядками свёртки лежали. Развернулась, ломанувшись обратно. Осела у полога шатра, опираясь спиной о стойку, крышу поддерживающую, не то сухо всхлипывая, не то икая.
Это уже не цинизм. Это за гранью.
Да полноте, живая ли она вообще? Может, помереть успела, да не заметила как? А вокруг не останки славного города Ир-на-Льене, а тот самый Хаос, с которым так любила сравнивать родной «приёмник».
— Обратно отправить? — деловито поинтересовалась круглая стриженная почти под ноль голова, незнамо откуда перед глазами появившаяся.
Дира не сразу и сообразила, что это вовсе никакой не демон, а вполне реальный доктор Нейрор перед ней на корточки присел.
— К-куда? — проквакала Кассел.
— В столицу, — с яростной любезностью пояснил главврач.
— Нет, не надо…
— А не надо, так засунь свои истерики себе же в задницу и вали работать, — рявкнул главный. Дёрнул за плечо так, что сустав хрустнул. Да ещё и толкнул, почти швырнул между палатками. — Вперёд, доктор, пациенты ждут!
Это точно. Кто-то ведь ещё ждёт. Всё-таки не все померли. И она живая пока.
Воздух ещё пах пылью и гораздо сильнее тем, что всё ещё на пустыре оставалось. Но последние дни выдались холодными — с гор дохнуло ледяным ветром. Да и к ночи подморозило, земля настоящим инеем подёрнулась. Поэтому запахи притупились, сделались незначительными, уступив место почти предновогодней свежести.
Тихо. Лишь перебрехиваются, как шавки деревенские, поисковые ящеры. Тоже отдыхают. Сегодня и вчера их по завалам уже просто так таскали, без энтузиазма и настойчивости. Последнего живого четыре дня назад достали, да и то можно чудом считать. Шансы ещё кого-то найти даже и не нулевые, а минусовые, вот и оставили поисковиков в покое.
Безлюдно. Последнего больного утренним транспортом отправили, у солдат свой лагерь — в низине, отсюда не видно. Да и выживших наконец-то эвакуировали. Остались самые упёртые. Но и они куда-то убрели.
Темно. В лазарете все огни потушили, только в операционной палатке светляком теплится лампа, да и та масляная. Устали врачи от яркого освещения, интимности душа жаждет. Впереди, за гребнем холма, висят, подсвечивая горизонт синим, магические шары, расчерчивающие квадраты для разбора завалов. Но и они выглядят не техническими, а вполне себе романтическими — вроде огромных светляков.
И звёзды, и луна. Ночь. Цикад не хватает, они были бы очень к месту. Только холодно.
Дира поёжилась, плотнее запахивая полы куртки — незнамо чьей, размеров на пять большей, чем надо и чуть пахнущей мужским одеколоном, потом. Сидеть не слишком комфортно, пятая точка мгновенно затекла на твёрдой земле и заледенела. А уходить не хочется. В голове шумит не столько от спирта — ну что она там выпила? Полчашки, да и то водой разведённого — сколько от привычной усталости, не прошедшей даже после суточного сна. Но шум казался приятным. И синие светляки фонарей в глазах двоились ненавязчиво, лукаво.
— Сидишь? — поинтересовался Нейрор, по своему обыкновению обнаруженный рядом совершенно неожиданно.
— Сижу, — буркнула Дира в меховой ворот куртки, глядя на главного снизу вверх.