Первая после бога

— Значит, не изжила, — сдалась Кассел, готовая переспорить даже деву Луну, но не собственную мать, обладающую непробиваемостью гранитной скалы. — Жур, когда слуги тут закончат, попроси их вынести к пруду шезлонг и плед, ладно? Пойду, ополоснусь и посплю в саду.

Дворецкий едва заметно кивнул. Правильно: семь бед — один ответ. Леди Ван’Кассель ни дочери скандала не простит, ни слугам подчинения. Реальной власти у неё никакой: все счета и имущество давным-давно на Диру переписаны. Но это ничего не значит, так как старшая госпожа в совершенстве овладела искусством отравлять жизнь окружающим, выглядя жертвой.

Но что делать? Родственников не выбирают, а младшая хозяйка слугам платила достаточно. В смысле, достаточно для того, чтобы они относились к господам по-родственному.

Глава вторая. Есть такая примета: конь без седока — беда не далека

Родное отделение встретило доктора Кассел безмолвием и умиротворением. Собственно, реанимация нейрохирургии и в будни не слишком баловала шумом. Как говаривал не в меру циничный Рейгер: «Люблю я наших пациентов. Спокойнее только у патанатомов[7]». Но сегодня вечером идиллия умиляла, особенно в сравнении с дурдомом, царившим на улицах — народ Весеннее Солнцестояние праздновал.

А тут тишь, да гладь. Прооперированный вчера борец за нравственность официанток мирно почивал в коме и в ближайшее время выходить из неё не собирался. Бабулька с инсультом чувствовала себя вполне прилично, но тоже не беспокоила — отсыпалась за всю нелёгкую жизнь, готовясь к переводу в неврологию. Ну а бедолагу, переевшего настоек, увеличивающих мужскую силу до отёка мозга, вторые сутки загружали[8], давая определиться: хочет он жить дальше или пора бы уже и предков навестить.

Остальные же четыре койки пусты, хрусткие ширмы-занавесы сдвинуты в сторону. Огоньки контрольной аппаратуры помаргивают, бликуют в отдраенном до блеска кафеле. Переливались всеми оттенками красного — от бледно-розового до густо багрового — изображения мозга. Ярко горит, без сбоев и помех. Видимо, маг-техник забежал перед тем, как домой смыться. Качественно энергией подпитал, на сутки хватит. Проекции сердца подсвечивают воздух голубым, призрачные мышцы сокращаются ритмично, успокаивающе. Негромко ботает пульс — у всех троих слаженно. Почему-то у пациентов, рядом лежащих, сердца часто начинают работать в такт.

— А где наш неугомонный дедушка? — поинтересовалась Дира у Хэлс — несменяемой дежурной медсестры.

Несменяемой, потому что призракам отдых не требуется и внимание от усталости у них не притупляется. Конечно, случись что, помощь оказать они не смогут. Но вот живую сестричку или доктора позвать, пришедшего в себя пациента успокоить, скучающего разговором развлечь им по силам. Ну и слухи по всей больнице разнести, куда без этого? Опять же, как любила повторять зам. главного по лечебной части: «В нашем деле сплетни необходимы. С их помощью осуществляется контроль за медперсоналом».

— А его Рейгер ещё днём в отделение отправил. Достал шлондрыть! — хихикнула Хэлс.

И тут же, спохватившись, натянула на полупрозрачную физиономию скорбно-серьёзную мину. И правда — реанимация не место для смеха.

Ну а то, что дедушка, едва успев глаза продрать, отправился на прогулку по больнице, не повод для веселья. Ну да, как был, так и отправился — в чём мать родила. Но в реанимации все голыми лежат. Между прочим, не просто так ведь бродил, а с целью — женскую палату искал, потому как: «Баба лучше всяких снадобий!». Ну, напугал до полусмерти санитарку. Ведь радоваться надо, а не в обмороки падать. Где ещё в её возрасте обнажённое мужское тело увидишь? Правда, тело тоже того… просроченное. Но ведь мужское!

Короче, не смеяться тут надо, а радоваться за жизнелюбивого старика. Вот персонал и радовался, коля в морщинистую попу противогулятельное. К сожалению, хватало ненадолго, а дедушка в своих стремлениях был упорен. Чем только добавлял врачам счастья — после каждого похода давление у него взлетало до небес, что на свежепрооперированной аорте сказывалось не лучшим образом.

— То есть, я хотела сказать, что доктор Рейгер счёл состояние пациента стабилизированным. И отправил его в неврологическое отделение, — постно отчиталась Хэлс и выдала вдруг. — Здрасти! Решилась-таки сама прийти? И правильно, чего её ждать, доктора-то? Так и до утра просидеть можно. А госпожа Кассел у нас добрая и не кусается почти. Не то, что некоторые.

— Я не кусаюсь? — подивилась Дира оборачиваясь.

И едва нос к носу не столкнулась с дивным видением. Чудо испуганно таращило кукольные голубые глазки и нервно покусывало пухлую губку. Курносый носик у него, точнее, у неё, кажется, тоже подёргивался. Нервно.

Кассел отступила, чтобы оценить видение получше. На расстояние оно выглядело вообще замечательно: почти белые кудряшки из-под жёлтой шапочки колечками вились. Бровки домиком, кулачки решительно сжаты — хороша, молода и невинна!

— Вам что-то нужно? — поинтересовалась Дира.