Первая работа. Возвращение

– Я так тебя люблю, – с чувством сказала Дана. – И тебя, Маш, тоже люблю. Я весь мир люблю! Правда-правда!

– Ты нюни не распускай, – велела Роза Васильевна. – Cама знаешь, матери это не нравится. Давай за дело, егоза! Вам чего мать велела? Стихи учить! Вот и учите!

– Не хочу, – сникла Дана. – Я ненавижу учить.

– А говоришь, весь мир любишь, – поддела её Роза Васильевна. – Значит, и стихи люби. Всё! Ушла!

Вовремя она удалилась. Мне хотелось её чем-нибудь стукнуть. У человека расстройство памяти, он сидит, о чём-то своём размышляет. Возможно, вспоминает что-то важное, бродит где-то по закоулкам в голове. А тут – н|а тебе! Взять и прервать, вмешаться, да ещё и настроение испортить. Ребёнок говорит ей, что любит! А она – учи стихи. Удивительно чёрствая у Данки няня. Если бы я была на её месте, я бы села тихонько рядом с Даной, и мы вместе помечтали бы, погрезили. А этой лишь бы пятна свои выводить! У, черствятина!

– Садись, Дан, – ласково сказала я.

В эту секунду я так её жалела, что готова была схватить в охапку и выкрасть у злой няни, отвести в парк аттракционов и кататься целый день на американских горках, поедая сладкую вату и мороженое.

– Маша… Я так не хочу ничего учить… Ты будешь кричать. Я не хочу, чтобы на меня кричали. – Глаза Даны наполнились слезами.

– Что ты. – Я просто умирала от жалости. – Что ты, дружочек, я же на твоей стороне! Я тебя тоже очень люблю!

– Правда? Тогда давай ничего не будем учить?

У меня на глазах тоже заблестели слёзы, я улыбнулась через силу и сказала:

– Будем. Именно потому, что я на твоей стороне.

– Тогда давай так, – предложила Дана, – строчку учим – играем в мышек. Строчку учим – играем в мышек.

– Хорошо, – согласилась я, – только не строчку, а строфу.

– Как это?

– Ну, четыре строчки.

– А, строфа – это строчкина мама? – догадалась Дана. – У неё четыре дочки-строчки!

– Точно! – засмеялась я. – Договорились? Кстати, это называется компромисс! Когда мы делаем не совсем то, что хочешь ты, и не совсем то, что хочу я, а что-то посерёдке.

– Компромисс! – с восторгом повторила Дана. – Обожаю длинные слова!

Я мысленно показала Розе Васильевне язык. Вот как надо работать с ребёнком!

Все стихотворения, честно говоря, были довольно дурацкими. В том, которое предстояло учить нам с Даной, фраза «С первым сентября!» рифмовалась со словом «ура». Тогда уж «уря!» нужно говорить. Ещё там попалась фразочка «крепко взяли ручки в ручки», и вообще было такое запредельное количество пафосных заявлений, что скулы сводило. Но мы вместе посмеялись над «ура-уря» и принялись учить.

Дана прилежно повторяла за мной: «Здравствуй, школа, дом глагола, и наречий, и задачек!» – и дальше: «Здравствуй, девочка и мальчик!» (это школа в ответ говорит). Покончив с неприятным занятием, мы рассадили на столе семейство Ратон и всё-таки устроили им школу. Пока мы вырезали из бумаги крошечные тетрадки, раскрашивали их обложки и выводили на них имена мышат, я рассказывала Дане о поездке в Испанию, об Исабель, о театре, о противной Марине, с которой я потом подружилась. Дана слушала затаив дыхание. Больше всего ей понравилось, что у меня была учительница Росита, то есть Розочка («Совсем как моя Розочка, вот это да!»).

В игре я успела проверить, помнит ли Дана испанские слова с прошлого года. Все они у неё в голове были на месте! Значит, и у стихотворения есть шанс! Я почувствовала облегчение. То же самое, наверное, ощущает человек, который думал, что у него кошелёк украли, а потом обнаруживает его во внутреннем кармане куртки.

– Ну что? – весело сказала я. – Перерыв окончен! Поехали! «Здравствуй!»

– Hola!

– Да нет, Данка. Стишок. «Здравствуй, школа, дом…» Кого?

– Не помню.

– Подумай, не торопись, – ласково сказала я. – Мы никуда не спешим.

– Не помню, – упрямо повторила Дана, разглаживая платьице на Элене.

– Ладно, я тебе помогу. А ты просто повтори.

– И будем играть?

– И будем играть.

Мы повторили стишок. Снова прервались на игру. А когда ещё раз принялись повторять, Дана опять не могла вспомнить ни слова. Даже «ручки в ручки», так развеселившие её, не застряли в памяти. Что ж такое! Я чувствовала нарастающее раздражение. Не на Дану, на саму себя. Я что-то делала не так. Но что – понять не могла.

Можно было бы продолжить играть с Даной в мышиную школу – это считалось бы занятием испанским. И повторять стишок – считалось бы, что мы учим. И можно было бы взять спокойно деньги за два часа занятия. Если бы при этом не звучал в голове вскрик моей мамы, который я запомню на всю жизнь: «А как ты сама считаешь, эти деньги заработаны?» Это она ещё в прошлом году вопрошала, когда я вернулась с первого занятия.

Да и меня саму принцип двоечника «учил, но не выучил» не устраивал. Хотелось результата, но я не знала, как его добиться.

– Постарайся вспомнить, – попробовала я надавить на Дану.

– Я не могу! – Она повысила голос.

– Ты не стараешься!

– Стараюсь! Изо всех сил!

Дана задержала дыхание, поднатужилась, словно поднимала тяжелую мебель, и запыхтела, изображая старание.