Первая роза Тюдоров, или Белая принцесса

Я выглянула в узкое окно-бойницу — в этом замке были только такие окна — и увидела, что на юге небо пылает ярко-розовым светом. Приглядевшись, я поняла, что на холмах горят огни — один, другой, третий, а дальше еще один и еще; огни были зажжены чуть ли не на каждом холме, их было так много, что ничего другого, кроме них, я уже не замечала.

— Господи, это еще что такое?

— Король приказал зажечь сигнальные огни, если на наш берег высадится Ричард Йоркский, — сказал Джон Кендал.

— Вы хотите сказать, претендент? — напомнила я ему. — «Этот мальчишка»?

И в отблеске далеких, но ярких огней я успела заметить его затаенную усмешку. Впрочем, он тут же спохватился:

— Конечно, конечно! Я просто забыл его настоящее имя. Так вот, эти сигнальные огни свидетельствуют о том, что «этот мальчишка», должно быть, уже высадился на английский берег.

— Уже?

— Да, наверное. Иначе сигнальные огни бы не зажгли. «Этот мальчишка» вернулся домой!

— Домой? — переспросила я, как последняя дура. Ошибки быть не могло: я видела, какой радостью сияет лицо епископа в розовых отблесках сигнальных огней, словно эти огни — всего лишь приветственные вспышки маяка, указывающие кораблям путь в ближайший порт. Затем Джон Кендал снова откровенно мне улыбнулся, как бы призывая разделить с ним радость по поводу того, что истинный сын Плантагенетов наконец-то вновь дома, и сказал:

— Да, мальчик наконец-то вернулся домой. И эти огни освещают ему путь.

* * *

На следующий день Генрих точно божья гроза помчался на запад в сопровождении целого отряда своих гвардейцев, не сказав мне ни слова на прощанье. Он намеревался как можно быстрее собрать войско и посетить замки на землях, принадлежавших Стэнли, питая отчаянную надежду, что их обитатели остались ему верны, хоть сам он и не доверял никому из них. Он не попрощался даже с детьми, даже в детскую не заглянул, даже к матери своей не подошел за благословением. Миледи, до смерти перепуганная его внезапным отъездом, теперь все время проводила в часовне Вустера; она молилась, коленопреклоненная, на каменном полу и не возвращалась даже к завтраку, поскольку соблюдала строгий пост, то есть буквально морила себя голодом, надеясь вымолить для сына благословение Господне. Ее тонкая шея, торчавшая из воротника черного платья, была красной и воспаленной, поскольку она, умерщвляя плоть, носила под платьем, на голом теле, колючую власяницу, а кожа ее от недоедания стала невероятно сухой и тонкой, как старая бумага. Джаспер Тюдор, естественно, уехал вместе с Генрихом; точно старый боевой конь, он просто не знал, как это — остановиться и отдохнуть.

До нас долетали смутные слухи о том, что «этот мальчишка» высадился на востоке страны, в городах Халл[60] и Йорк, как когда-то высадился там и мой отец, с победой вернувшийся из вынужденной ссылки. Выходило, что «этот мальчишка» во всем следует примеру короля Эдуарда, как его истинный сын и наследник.

Затем мы услышали, что из-за сильных ветров корабли претендента сбились с курса, и ему пришлось высаживаться на юге Англии, а там не имелось достаточных сил для защиты побережья, кроме архиепископа с небольшим войском и нескольких местных отрядов. Что же могло помешать «мальчишке» двинуться оттуда прямиком на Лондон? Собственно, преградить ему путь было некому, и некому было оказать ему достойное сопротивление.

Гвардейцы Генриха без предупреждения влетели на конюшенный двор, и конюхи бросились распрягать и чистить измученных лошадей, а люди, покрытые дорожной пылью, стали молча подниматься по черной лестнице в свои комнаты. Они не кричали, требуя горячей воды и эля, не хвастались и ничего не рассказывали о своем путешествии; они вернулись во дворец примолкшие, исполненные мрачной решимости и явно страшащиеся поражения. Два вечера Генрих обедал вместе со всеми, но лицо его выглядело совершенно окаменевшим, словно он напрочь забыл, что обязан всегда улыбаться, как истинный король. В первый день, зайдя за мною, чтобы отвести меня в обеденный зал, он вместо приветствия обронил, точно выплюнул, всего два горьких слова:

— Он высадился! — Но пока мы шли в зал и все рассаживались по местам, он все же кое-что успел мне пояснить: — У него было не так уж мало людей, однако, увидев наши оборонительные сооружения, он поспешил сбежать, как последний трус. Моим гвардейцам удалось перебить несколько сотен его людей, а потом они, безмозглые дураки, его упустили! Они позволили его кораблю отчалить, и мальчишка попросту удрал от них!

Я не стала напоминать мужу, как он сам однажды, подойдя к берегу и обнаружив там приготовленную для него ловушку, быстренько развернулся и поплыл прочь, на сушу так и не высадившись. Кстати, тогда его тоже называли трусом.

— И где же он теперь?

Генрих холодно на меня глянул, словно пытаясь угадать, насколько безопасно сообщать мне о местонахождении «этого мальчишки».

— Кто его знает? Возможно, направился в Ирландию. Ветер дул в западном направлении, так что вряд ли он смог высадиться в Уэльсе. Тем более уж Уэльс-то должен быть верен Тюдорам. Да мальчишка и сам сразу это поймет.