– Царица ты бедная! Теперь я люблю тебя больше прежнего, не принесу я тебе горе. Падишах накинулся на меня, но я боролась; он вырвал у меня половину косы, грозил пыткой, а я стояла на своем: у тебя есть царица, первая красавица по всей Москве, иди к ней, иди! И прибавила, чтобы ему чувствительнее было, что у меня есть Мустафа, он один царь моего сердца. Здесь падишах так взглянул на меня, что будь в его руках посох, не сидеть бы мне у твоих ног, не целовать бы мне твои руки на прощанье, не обнимать бы мне твоих детей. Прощай, ханым, прощай, прощайте все, и мама, и детки. Вашу татарку гонят, как нечистого шайтана, прощайте! Спасибо за теплую ласку… всем буду говорить, что русская царица – гурия, посланная Аллахом на землю.
Здесь голос Божьего цветка прервался, и она, пошатываясь, вышла. Возвратившись в свою слободу, она увидела суматоху, придворная челядь перетаскала уже весь скарб бывшей казанской царской семьи на возы, отправлявшиеся в Касимов.
Когда охотничий поезд втянулся в дубраву и поравнялся с местом, где жила фараоновая матка, произошло событие, имевшее громадные последствия. В селении, которое, казалось, уже обезлюдело, заржали кони – вероятно, фараонов выселок пополнился вновь разбойниками. На привет из тайника ответили кони охотников; там вновь заржали, здесь снова ответили. Очевидно, те и другие были дружны и одни других узнавали по звукам копыт, по манере ходьбы; видно было, что они живали в одной конюшне.
На эту особенность прежде всех обратил внимание Иоанн Васильевич, которому всего лишь подозрительный шорох являл целую картину то боярского заговора, то покушения на него неизвестных злодеев. Повернувшись к Малюте, он одним взглядом приказал произвести розыск, на что получил такой же безмолвный ответ – будет все в точности исполнено.
Далее проводник ввел группу охотников в такую темную лесную трущобу, в которой с сотворения мира не было чищено от валежника и сухостоя. На простой лошади и не выбраться бы отсюда, но проводник провел здесь всю жизнь, а вскоре показались в перелеске и крестьяне с разнообразным оружием, начиная от ухвата.
Берлога была закрыта переплетом из перекладин и петель, впрочем, не помешавших двум лайкам рвануться к зверю. Там произошла недолгая борьба, лайки завизжали и примолкли – видно, им не удалось уцепиться за уши зверя, и он сгреб их своими черными когтями, придушив насмерть. Раздразненный и освирепевший, он двинулся к выходу, сломав грудью все преграды облавы.
На воле он поднялся на задние лапы, точно своей величественной фигурой намеревался подтвердить догадку крестьян, что он не только звериный великан, но и оборотень. Когти его передних лап могли разодрать на части и лошадь, и всякую скотину. Привычный охотник, Иоанн Васильевич попятился несколько назад, чтобы выбрать опору возле пня и не поскользнуться на влажной траве. Зверь пошел, грозно раскачиваясь, прямо на него, как на главного своего врага. Однако крепко установленная рогатина царя пронзила его между лопатками, но не дошла до сердца, зверь рявкнул и одним взмахом лапы перебил рогатину, хотя и оставил половину ее в своей груди. Брызнула алая кровь, что удивило всю облаву, ожидавшую от оборотня черной крови. Не считаясь с глубокой раной, зверь уже протянул свои лапы, чтобы схватить своего врага, но вблизи появилась целая сеть рогатин. Раненный со всех сторон, гигант рявкнул в последний раз и грохнулся оземь. Уже мертвого, облава исполосовала его топорами и ножами, пока излишне ретивых охотников не остановил окрик Иоанна Васильевича.
Убитого зверя нужно было доставить в Москву и там уже снять с него шкуру. Потребовались три подводы; лошади фыркали, но им закрыли глаза, и кортеж двинулся в обратный путь. Встречные крестьяне при виде чудовища крестились и кланялись до земли храбрым охотникам, избавившим всю округу от хищника, никому не дававшего покоя.
Между тем Малюте понадобилось немного времени, чтобы узнать, кто был в гостях у фараоновой матки. Чародейка бывала уже не раз в пыточной избе, но всегда выходила на волю невредимой. Спасало ее ожерелье из золотых монет, переходивших частями с ее шеи в карманы пыточников.
По приказу Малюты все конюшенные, вооружившись совсем недавно появившимися в Москве протазанами, сомкнулись в плотный отряд, направившийся к фараоновой матке. Многие из них уже хаживали сюда, хотя и знали, что у матки бесы в грудях, но с крестами на шее и протазанами в руках можно было и с бесами поговорить как следует. Хаживали сюда и за гаданьем, и за корневищами. Один нуждался в корешках от зубной боли, другой – от женской присухи. Хаживали сюда и девицы, которым требовалось сделать аборт; фараонова матка помогала в этом деле и обирала болящих до нитки. Куда она девала младенчиков, того люди не знали, а только полагали, что она бросала их трупики в потаенный колодезь.
Как не торопил Семиткин свой отряд, а они все же опоздали явиться у подземелья незваными гостями. Кони не обменялись веселым ржанием; видно, гостивший здесь всадник уже скрылся.