Первая смерть

Пока решимость окончательно не исчезла, Мерси повернула ключ зажигания и направила машину к подъездной дорожке. Дом стоял вдали от трассы. Указателей не было; дорога, петляя, шла через поля и рощи на большом расстоянии между их домом и остальным миром – всё в духе Килпатриков-старших. Маневрирование по извилистой дороге заняло целую вечность. Наконец Мерси припарковалась перед знакомым домом и секунд тридцать смотрела на него, пытаясь успокоить нервы.

Выглядит точь-в-точь как прежде.

Годы, проведенные в построенном отцом маленьком фермерском домике, оставили приятные воспоминания. В детстве Мерси было не до жалоб и мечтаний о другой жизни – слишком много дел. Вдобавок ее учили ценить то, что у нее есть. Нынешних детей, похоже, больше волновало то, чего у них нет, и как убедить родителей это купить.

Должно быть, я старею.

Жалобы на младшее поколение официально переводили ее в разряд «старшего поколения».

Я точно хочу этого?

Мерси очень скучала по Роуз. Много лет при мысли о сестре ее пронзала острая боль. Только в последние годы боль ослабела, но по-прежнему отдавалась в костях, будто не до конца сросшийся перелом. С тех пор как агент Килпатрик вернулась в Иглс-Нест, тоска по сестре возрастала в геометрической прогрессии. Мерси любила обеих своих сестер, но именно сердце Роуз она знала. Сестра старше ее на четыре года, и она никогда не казалась Мерси слепой. Роуз бегала и играла так же активно, как и все остальные. Ободранные и ушибленные коленки никогда не замедляли ее движений.

Ее сестра была счастьем во плоти. Она никогда не сетовала на судьбу, сделавшую ее слепой от рождения, – во всяком случае, Мерси не слышала таких жалоб. Однако именно из-за нее Мерси злилась. Много раз она плакала над несправедливостью мира, который вертится вокруг зрячих людей, в то время как сестра никогда ничего не увидит. Мерси молила Господа передать слепоту Роуз ей, а потом боялась, что однажды он действительно это сделает.

Она снова и снова описывала своей слепой сестре разные цвета, однако Роуз не с чем было их ассоциировать. Она могла запомнить, что трава зеленая, а небо голубое, – но никогда не видела ни их, ни других цветов. Для нее все это оставалось пустыми словами. Трава была мягкой, колющейся, сухой, хрустящей или тихой. Небо – недосягаемым, за пределами осязания и слуха.

Люди задавали Роуз дурацкие вопросы. Мерси понимала, что они просто любопытны, но вопросы повторялись вновь и вновь.

– Что ты видишь?

– Как подбираешь себе одежду?

– Ты что-то видишь во сне?

Вопрос с одеждой их мать решила просто, заставив Роуз носить летом только джинсы или джинсовые шорты. «К джинсам подойдет что угодно», – говорила она. Кроме того, у Роуз было больше платьев, чем у ее сестер, – платья ничему не обязаны соответствовать.

Роуз утверждала, что ее сны – точь-в-точь как повседневная жизнь:

– Во снах я трогаю, слышу и нюхаю. Ничего не вижу.

Больше всего ей нравились звуки. Грозы, шипения мяса на шампуре, музыкальных инструментов.

Братья и сестры охраняли Роуз, словно ястребы. Упаси боже какого-нибудь глупого ребенка спрятать ее трость, сочтя это забавным. Ему не позавидуешь: пришлось бы держать ответ перед четырьмя Килпатриками.

Мерси сделала несколько шагов по направлению к притихшему дому, не в силах избавиться от ощущения, что совершает большую ошибку.

Предупредил ли ее Леви, что я в городе?

Леви не стал связываться с Мерси, хотя она отчасти надеялась, что он это сделает. Она устала притворяться, что прошлого не существует.

У них с Леви и Роуз имелась общая тайна. Тайна, которую они хранили пятнадцать лет.

Мерси зашагала по деревянным ступенькам, громко топая: ей хотелось, чтобы Роуз знала, что кто-то идет, хотя ее сестра и так слышала, как перед домом останавливается автомобиль. Звук незнакомого двигателя сообщит ей, что это не вернувшиеся родители.

Килпатрик постучала в дверь.

– Кто здесь? – строго спросила сестра через несколько секунд из-за закрытой двери.

Мерси прикрыла глаза и облегченно вздохнула, услышав знакомый голос.

– Роуз, это я, Мерси.

Ее голос дрогнул. Она ждала.

Послышалось щелканье открываемых замков и скрип отодвигаемых засовов. На пороге показалась изумленная Роуз.

– Мерси? – Она протянула вперед руку с растопыренными пальцами точно на уровне лица сестры, желая прикоснуться к нему.

– Это я.

Мерси взяла Роуз за руку и поднесла к своему лицу. Когда ладони Роуз нежно погладили лицо и щеки сестры, она просветлела. Умоляюще произнесла:

– Поговори со мной. Мне надо услышать твой голос.

– М-м… Роуз, ты замечательно выглядишь. Правда. Совсем не изменилась.

Действительно, на ее лице не было ни морщинки, и она по-прежнему лучилась тем спокойствием, которому Мерси завидовала еще подростком. Сестра была стройной, на несколько дюймов ниже ее. И выглядела счастливой.

– Я теперь работаю в ФБР, а живу в Портленде.

Пальцы Роуз замерли, когда она коснулась влажных дорожек на щеках сестры.

– Роуз, я скучала по тебе.

Та обняла Мерси.