При этом грозный для всей империи глава политического сыска и один из главных сановников петровской империи оставался обычным холопом своенравного императора Петра Алексеевича. Во всем известной анекдотической, но подтверждаемой историческими фактами истории о том, как насаждавший европейские порядки и нравы Петр остриг лично длинные бороды некоторым своим приближенным, Ромодановский был первым таким обритым царем вельможей. Однажды царь прилюдно набросился на Ромодановского за то, что под его личным руководством был убит под чрезмерной пыткой участник очередного стрелецкого заговора Ошихлин, Петр решил, что важного свидетеля убили сознательно, дабы скрыть истинных инициаторов заговора. Как и многим Другим любимцам и ближайшим сподвижникам буйного царя всесильному в стенах своего мрачного приказа Ромодановскому в этой ситуации пришлось так же проворно уворачиваться от палки взбешенного господина. По воспоминаниям Голикова, написавшего первые исторические мемуары о царстве Петра I, почти все самые высокие сановники петровской империи были знакомы с дубинкой и кулаками жестокого и своенравного императора. Когда же Петр в последние годы царствования частенько болел или страдал от очередного приступа похмелья, колотить своей дубиной приближенных он приказывал своему адъютанту капитану Синявину. Во время одного из «сражений с Бахусом» царь набросился на своего любимца и воспитателя с детских лет Никиту Зотова, старого алкоголика и князь-папу шутовского «Всепьянейшего собора». Ромодановский попытался в надежде на свой авторитет в глазах царя того утихомирить, но сам получил от обезумевшего Петра удар шпагой по руке, лишившись половины пальца. Так что современные главы тайных служб не должны завидовать своим предшественникам из далекого прошлого, те были такие же рабы деспотичных государей, как и иные подданные.
Да и то, что Петр в письмах именовал иногда Ромодановского «Его Величество», себя смиренно называя его рабом, «холопом короля Прешбурга Петрушкой Алексеевым», говорит только о своеобразном жестоком юморе Петра Алексеевича, и больше ни о чем. Ведь этот смиренный раб колотил своего якобы господина дубинкой в минуты плохого настроения. И в тех же письмах из своих заграничных вояжей «холоп Петрушка» строго вопрошает «господина», почему тот пьет в Москве без меры, зачем «воюет с Ивашкой Хмельницким», забросив государственные дела. А «господин» и «король Пресбурга» в ответах испуганно оправдывается, что пьет мало и весь в делах царства, оправдывается в своей манере тем, что «каждый день в крови», то есть вовсю руководит работой преображенского сыска. Такая манера притворно самоуничижаться вообще была свойственна Петру Алексеевичу Романову: записать себя простым барабанщиком в роту гвардейцев, быть «плотником Петром» в своем посольстве за границу, приказать накрыть себе на чьей-то свадьбе за столом с прислугой, быть в походе на Нарву в своем войске «рядовым бомбардиром Петром». Все эти причуды, тут же выливавшиеся в очередные жестокие забавы, никого, включая Ромодановского, в иллюзии относительно их прямой зависимости от воли царя не вводили. Иван Грозный тоже напоказ самоуничижался перед коронованной марионеткой Семеоном Бекбулатовичем, именуя себя «Иванцом Московским», а потом вернулся в Кремль и устроил всей стране опричный террор на много лет.
Да и сама работа приказа не отличалась особой самостоятельностью, это ведомство карало или миловало по указу императора и тех, на кого он же и указал. Историк В.И. Веретенников, изучавший историю тайного сыска при Петре I, подсчитал, что около 70 процентов разбираемых на следствии в приказе Ромодановского дел возникло по личному указу императора. Известен и такой факт: когда в 1705 году против царских реформ взбунтовались жители Астрахани и послали своих депутатов взволновать донское казачество, то астраханские посланцы были казачьей верхушкой Дона выданы в Москву и попали в застенки Преображенского приказа, где их не ожидало ничего хорошего. Но узнавший об этом Петр решил по-своему. Он вызвал Ромодановского и приказал эту делегацию астраханцев во главе с купцом Кисельниковым выпустить и отправить назад в Астрахань, чтобы они уговорили горожан разойтись миром до посылки на них регулярного войска. Ромодановский немедленно исполнил царское указание, да еще дал Кисельникову с товарищами охрану из числа своих сотрудников на пути в Астрахань. Тон приказов Петра не оставлял Ромодановскому никакой свободы действий: «Как воров с Дону, которые бунтовались в Астрахани, привезут к Москве, изволь тотчас послать их за крепким караулом сюды!», а по поводу отправки их с сопровождением в Астрахань на уговоры соратников: «Чтоб провожатые их не как колодников, но как свободных провожали, понеже оные посланы ради уговору».