Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825

Это то самое последнее в России боярство, которое сопротивлялось петровским реформам особенно сильно. Не случайно Петр Толстой, как и многие его друзья детства, в 1682 году оказался среди заговорщиков под началом князя Милославского и стрелецкого командира Хованского. Он тоже метался в те дни по Москве, призывая стрельцов идти в Кремль и обеспечить переход трона к царевичу Ивану (чьей матерью была как раз урожденная княжна Милославская) при регентстве его старшей сестры Софьи. Вместе с влиятельным дядей Иваном Милославским молодой Толстой был в той толпе мятежников у Кремля, которая не решилась расправиться с маленьким царем Петром и его матерью, но поубивала многих из их клана Нарышкиных. В награду молодой придворный приставлен Софьей скрашивать досуг болезненного царя Ивана, ее младшего брата и сводного брата Петра. Это затем отольется Толстому опалой и ссылкой, на 7 лет при взявшем все же власть в свои окрепнувшие руки Петре I Толстой сослан на север воеводой в Великий Устюг.

Так что наш первый в истории России глава спецслужбы в молодости был мятежником, своего рода боярским революционером — вот такая причуда истории. Когда говорят о тех, кто стал главой спецслужбы или полиции после революционной или уголовной молодости (а таких примеров в мировой истории много), то обычно начинают с хрестоматийного француза Франсуа Видока, из профессиональных воров ушедшего в начальники французского уголовного сыска. А ведь в нашей истории есть свой подзабытый Видок, да и жил Толстой намного раньше предприимчивого француза. Петр Андреевич конечно же не идейный революционер-народоволец, он в 1682-м просто один из участников типового дворянского заговора в борьбе за власть в Кремле. И тем не менее, факт примечательный. До того как стать главой Тайной канцелярии, Толстой примерил на себя шкуру заговорщика, оппонента власти и политического ссыльного.

СЛУГА ЦАРЯ

В годы ссылки на Русском Севере Толстого спасла природная живость его ума и стойкость души. В Великом Устюге он не закис и не спился на воеводской должности, превратившись из вчерашнего бунтовщика в крепкого хозяйственника, влезающего во все детали устюгского хозяйства. Его час пробил, когда в Устюг прибыл с инспекцией сам царь Петр, Толстой встречал его красивым фейерверком. Он знал о пристрастии Петра I к этой иноземной забаве, а значит, научился ухватывать конъюнктуру, Толстой сознательно делал себя человеком Петровской эпохи, типичным слугой нового хозяина России. Петр заинтересовался дятельным воеводой, а во время беседы с Толстым за ужином отметил широту его ума.

В 1696 году Петр своим указом отменил ссылку Толстого и разрешил ему вернуться в Москву. В чине армейского капитана он участвует в Азовском походе Петра. Затем Толстой опять же в духе времени порадовал царя прошением отправить его для обучения за границу в составе группы молодых дворян (самому ему уже шел 52-й год) изучать морское дело. Петр был восхищен таким рвением бывшего недруга и ссыльного воеводы из глухого уголка царства: в 1697 году Толстой едет изучать морскую науку в Италию и получает там диплом флотского капитана. Так ли уж влекло Петра Толстого море, или он опять же схватил конъюнктуру и понял перспективы карьеры в новой петровской России лучше многих других, даже калечивших себе руки, чтобы избежать европейской командировки на учебу? Сейчас это не так уж важно. Все равно с этим дипломом Петр Толстой на флоте российском не служил ни дня и в море, кроме итальянского учебного похода до Дубровника, никогда более в качестве шкипера не ходил. Ему император нашел другое применение.

С этого времени и до самой своей смерти Толстой верный слуга императора Петра и активный сторонник всех его реформ в России. Опять же не узнать теперь — искренне ли он обожал своего благодетеля на троне или принял условия игры, да и это не так уж важно. Толстой свой выбор сделал. Он женился на дочери боярина Троекурова, бывшего в те годы приближенным к Петру вельможей и советником царя. И хотя Петр изредка вспоминал о бурной молодости Толстого и деле о стрелецком бунте, поглаживая в своем стиле Петра Андреевича по голове со словами: «Вот уж умная головушка, а какие в ней мысли? Не срубить ли ее на всякий случай?» — деятельный и умный вельможа все больше приближается к царю и все милее ему лично.